Тень прошлого

Званцев убрал бинокль в чехол и расстегнул «молнию» сумки. Они лежали там, оба, тесно прижавшись друг к другу, – гости из прошлого, дружеский привет от ребят в касках с рожками, – продолговатые трубчатые тела с ребристыми остроносыми головами гранат, не игрушечные пукалки, а добрые старые фаустпатроны, запрос то пробивавшие броню прославленных «тридцать четверок». В коллекции Званцева было много гранатометов, но он остановил свой выбор на этих – в конце концов, они тогда брали тот склад вместе, так что Забродов, можно сказать, имел к этим фаустпатронам самое непосредственное отношение. Они так и лежали в бомбоубежище под офисом – в той же таре, в которой прибыли из теплых краев. Тара была удобная, цинковая, а то, что по форме напоминала гроб, так что? Это ведь в конце концов и был гроб…

Званцев осторожно извлек фаустпатрон из сумки и в последний раз придирчиво осмотрел механизм. Кажется, все было в порядке. Он на пробу поднял его к плечу, навел на светящееся ровным желтоватым светом окно, в самом центре которого по-прежнему гвоздем торчал темный силуэт Забродова, но в последний момент передумал и снова взялся за бинокль. Ему вдруг страшно захотелось в последний раз увидеть лицо Забродова, насладиться своим триумфом в полной мере, поскольку потом, после выстрела, смотреть скорее всего будет не на что…

Жаль было только, что Забродов так и не узнает, что с ним произошло.

Он поймал его лицо в поле зрения окуляров как раз в тот момент, когда Забродов заканчивал какую-то фразу.

Званцеву, который в свое время долго учился читать по губам, показалось, что последнее слово было «жить». Лицо у Забродова было все такое же усталое и печальное, и Званцев решил, что он не то жалуется Лопатину на жизнь, не то, наоборот, утешает – тяжело, мол, конечно, но надо же как-то жить…

– Ничего, – снова поднимая гранатомет, сказал Званцев, – сейчас полегчает.

Он опять навел свое оружие на светлый прямоугольник окна, зачем-то целясь Забродову в голову – как будто это имело хоть какое-нибудь значение! В голову, в живот или вообще мимо – какая разница? Разорвет его в клочья или выбросит взрывной волной в окно, нашпигованного горячим железом, в дымящейся одежде, может быть, даже орущего благим матом от свинского ужаса наступающей – уже наступившей! – смерти, – безразлично.

– Танцуют все! – сказал Званцев и выстрелил.

Он не видел, что стало с Забродовым: окно сразу же исчезло в дымной вспышке разрыва, и вместе с клубами серого непрозрачного дыма из него во все стороны полетели какие-то крутящиеся, горящие, разваливающиеся на лету обломки и клочья. В обоих домах повылетали стекла – не все, конечно, но многие. Свет в гостиной Сивцова .погас сразу, а в спальне и кухне предварительно мигнул несколько раз, и только после этого окна стали темными.

Из окна гостиной столбом валил к темному небу подсвеченный луной дым, и там, в этом дыму, что-то лениво горело, подкрашивая его изнутри розовато-оранжевыми трепетными бликами. В этом была своеобразная красота, свойственная тотальному разрушению, но у Званцева не было времени полюбоваться делом рук своих: он еще не закончил.

Отбросив глухо забренчавшую, ставшую бесполезной трубу, он, уже не осторожничая, выхватил из сумки второй фаустпатрон и быстро, почти не целясь, послал снаряд в окно кухни, точно зная, что просто не может промахнуться. Снаряд разворотил кухню, превратив стоявшую там мебель в кучу хлама. Туалет и ванная превратились в руины, холодильник стал похож на консервную банку, по которой долго и метко стреляли из дробовика, супермодерновая газовая плита опрокинулась, и из разорванной трубы с веселым шипением хлынул газ, почти сразу же взорвавшийся и превративший квартиру Сивцова в огненный ад.

Званцев медленно выпрямился, отбросил в сторону трубу гранатомета, стянул с рук беспалые перчатки и спрятал их в карман куртки. Повсюду слышались возбужденные голоса. Разбуженные взрывами жильцы высовывались из своих разбитых окон и живо обсуждали происшествие. Слышимость была отличная – прямо как на Суэцком канале. Кто-то высказал предположение, что это какой-то натовский самолет в потемках проскочил мимо Белграда и влепил две ракеты в соседний дом, так что теперь, сказал этот умник, жди третьей мировой… Званцев сплюнул через парапет, вытер губы тыльной стороной ладони и пошел к лифтовой шахте. «Быдло», – подумал он о жильцах.

Он почти не прятался, спускаясь вниз с технического этажа: в таких случаях умнее всего вести себя как ни в чем ни бывало. И ему действительно никто не встретился – ни на лестнице, ни в лифте, ни в парадном. Сумка осталась лежать на крыше – ему было наплевать на сумку, она могла принадлежать кому угодно.