Тень Радуги

Она была уверена, что это ни Мериан и ни Фредерика. Те не стали бы проявлять галантность, а сразу бы забарабанили в дверь ногами и заголосили бы — ибо только нечто исключительное и срочное заставило бы их подняться с постели в такую пору. Скорей всего это был какой-нибудь посланец князя — с требованием привести гостью на тайное свидание. Как же! Никуда она не пойдет, ждите хоть всю ночь!

Видимо, осознав ошибку, неизвестный наглец удалился восвояси. Вздохнув с облегчением, Гортензия блаженно растянулась под меховыми покрывалами и сладко засопела...

Ведьма успела задремать, когда вдруг тусклый свет окна загородил силуэт. Вздрогнув всем телом, так что весь сон немедля улетучился, она распахнула глаза. Ей не привиделось — вправду за просвечивающим шелком полога кто-то стоял и смотрел на нее. Причем дышал с волнением, глубоко и порывисто.

Гортензия вскочила, натянув простыню до горла, барахтаясь ногами, отодвинулась, вжавшись в угол между изголовьем и бархатной портьерой балдахина.

— Иризар?.. — прошептала она.

Но фигура за шелковой пеленой была тоньше, изящней и чуть выше. Приблизился, несмело отведя разделяющую их прозрачную невесомую ткань. И Гортензия различила в полумраке аристократичные черты и огромные, умоляющие глаза, в лунном свете сверкнула дрожащая на ресницах влага.

— Чье имя вы сейчас назвали? — спросил князь. — Нет! Я не смею требовать ответа... Значит, ваше сердце уже занято, и мне не на что надеяться?

Произнесено это было таким тоном, что Гортензия всерьез побоялась, как бы этот обиженный мальчик не разрыдался у нее на руках.

— Ваше высочество! — строго заговорила она тоном воспитательницы. — Позвольте заметить, что своим вторжением вы не только тревожите мой покой, но и подрываете мою репутацию порядочной незамужней женщины! Как вы вообще сюда проникли?

— Там потайной ход, — вяло махнул рукой князь на завешанную гобеленом стену. И судорожно вздохнув, рухнул перед постелью на колени: — Молю вас, если ваше сердце создано Небесами не изо льда или камня! Выслушайте меня, не отвергая мои чувства с презрением!..

И вдохновенно понес такую околесицу, что Гортензия только диву давалась. Что ни слово — поэзия! Менестрелям и не выдумать ничего подобного. И ведь не пьян, она бы сразу учуяла... Будто бы полюбил ее князь с первого взгляда, и теперь жизнь без предмета страсти ему не мила. Только она, ее чудесный образ стоит перед мысленным взором, застилая собою серую, безрадостную явь, она лишь грезится наяву... Если несвободно ее сердце, если обещана любовь другому счастливцу — смеет ли он уповать, что найдется в ее душе хоть капля жалости? Не соизволит ли она одарить высочайшим счастьем — не протянет ли ему с милосердием руку свою, дабы он мог припасть с целомудренным поцелуем к нежнейшей длани?.. И прочее, в том же духе.

Гортензию, что скрывать, растрогала эта мальчишеская горячность. А сорвавшихся с мокрых ресниц, покатившихся по щекам, крупных точно жемчужины, слез вовсе не сумело выдержать ее сердце. В ответ принялась она уверять князя, что по возрасту годится ему в матери. Да если б увидел он ее в истинном обличии — вовсе лишился бы чувств, причем всех — не только любовных. И конечно подала руку неверящему, не желающему слышать этих слов поклоннику — будто ей руки подать жалко!.. Он принял ее руку, точно драгоценнейшее, хрупкое сокровище. Приник горячими губами к пальцам, сплошь покрыл страстными поцелуями — и ладонь, и каждый пальчик в отдельности, и кисть. И подбираясь к запястью, между делом кидал столь опаляющие, жаждущие взгляды, что Гортензия не нашла в себе жестокости для сопротивления. И поцелуи стали осторожно, робко подниматься вверх к локтю, к плечу... Пока не достигли щекочущим, обжигающим дыханием нежной ложбинки над ключицей. И здесь он замер, покорно ожидая ее решения, тяжело дыша в шею, уткнувшись в завиток волос.

Гортензия пылала в смятении. В жизни такого с ней не приключалось! Так б и провела век старой девой, не печалясь о своей доле — но тут подарок судьбы! И не кто-нибудь — а великолепный молодой князь! Могла ли она мечтать о подобном даже в самых смелых девичьих грезах?! Совесть же зудела черной осенней мухой — нельзя, неправильно обманывать мальчишку демоническим мороком. Всё это минутное наваждение, после она очнется и ей станет стыдно. И если уступит — значит проиграет демону, даст повод к насмешкам и унижениям. Но в то же время настойчивый внутренний голос отчетливо твердил — другого такого случая больше не представится и глупо упускать свой шанс...

— Потом ты очень пожалеешь! — предостерегла князя ведьма.

Тот вмиг просиял, точно яркое летнее солнце после короткого дождя. Не теряя ни минуты драгоценного времени, скинул со стуком башмаки — и нырнул под покрывала с головой. Гортензия ахнула, возмутившись. Но через мгновение, не в силах сдержаться, захихикала как от щекотки:

— Ваше высочество?! Нет... Что ты делаешь?! Не смей!.. Не трогай!.. О, светлые Небеса, продолжай...

Приподнявшись на руках, взлохмаченный князь выглянул из-под простыни. Качнувшись к ней, звонко чмокнул в смеющиеся губы: