Тень разрастается

Внутри у меня что-то хлопнуло, рассыпалось каскадом алых искр. Глаза заволокло бордовой пеленой, и, не успев понять, что происходит, я выбросила руку вперед, будто желая вытолкнуть Анте прочь из пещеры.

Ненависть душной волной поднялась из подреберья, и, мне казалось, меня больше не существует – есть лишь обжигающая сила, оскорбленная тем, что падший на свободе.

Эффект превзошел все мои ожидания.

Искрящийся шар фиолетовой энергии слетел с моих пальцев и, раскрывшись сферой, полетел на врага. По-хорошему, тут бы Анте и откинуть ласты.

Но навстречу сфере прыгнуло другое заклятье. Пронзительно-голубой, цвета высокого апрельского неба щит росчерком пера выстроился в прихожей. Благородная и неуместная синева полыхнула от обувной тумбочки и до вешалки.

Шар столкнулся с щитом и расплескался скворчащим лиловым цветом. В пещере будто разорвался фейерверк.

Но мое заклятие не погасло. Как и синий щит, ему противостоящий. Всполохи лиловой энергии, шипя, ползли вдоль синевы – надеялись на брешь. Щит держался, отплевываясь краской…

Две магических волны разделили пещеру пополам. Намертво сцепившись, они переливались в центре прихожей, как северное сияние.

Там в далеком дверном проеме стоял Дахху, автор щита. Он гнулся, будто ясеневый лист, не переставая бормотать на стародольном. Кровь капала из его левой ноздри.

– Тинави, – прохрипел друг. – Остановись.

– Я не могу. Это уже не я.

Я и впрямь не могла. Энергия мироздания раскаленным потоком вырывалась из самого сердца, и, пусть я и опустила руки, лиловая сфера продолжала давить на щит Смеющегося и беспрестанно выкачивала из меня что-то глубокое, что-то равнодушное, такое сильное – и страшное одновременно.

Я отступила назад, с ужасом глядя на дело рук своих. Пещера плавилась по углам. Кровь из носа Дахху уже лилась рекой, пачкая шарф и свитер. Анте Давьер, стоявший подле друга, не шевелился, напряженно глядя вперед.

– Да вы совсем охренели!! – рявкнула у меня за спиной Кадия и вдруг как-то странно нажала мне на шею пальцами в амарантовой перчатке.

Я рухнула как подкошенная. До того, как потерять сознание, я успела увидеть, что оба заклинания тухнут, пеплом оседая на пол. В воцарившейся тишине на мои ноги победно заполз магический веник и с энергичными «вшух-вшух» начал сдирать с меня Дахховы тапки.

Ибо в доме должен быть порядок.

* * *

– Небеса-хранители, я не ожидал, что ты нападешь вот так сразу! И что потеряешь контроль над чарами! – Смеющийся нервно ходил из угла в угол, и его руки все туже сплетались на груди. Моряки, мастера хитрых узлов, позавидовали бы. – Просто Анте и есть мой свидетель по вирусу!

Я покосилась на Анте Давьера, который в позе грифа-падальщика свернулся за дальним концом кухонного стола.

Тюрьма маньяка ничуть не попортила, что отнюдь не добавляло мне сочувствия. Короткие волосы отливали грифельным цветом. Льдисто-серые глаза мигали редко, как у ящерицы, а волевой подбородок торчал непокоренным фронтиром. Даже в ночнушке из Рамблы Давьер выглядел на все сто. Хренов любимец публики. Прахов герой женских грез.

Ночнушку, кстати, на него надели, пока я была в отключке. Волшебная подводная рубаха играла роль веревок, или кандалов, или какой еще угодно «сдерживающей силы».

Что интересно, самого Дахху присутствие Анте не смущало: друг был готов пригласить его в гости просто так. Но, пораскинув мозгами, энциклопедист решил, что нам с Кадией будет спокойнее, если падший хранитель на время беседы окажется «в некоторой степени обездвижен».

Жаль, что при таких светлых идеях Дахху не додумался войти в пещеру первым.

Не пусти он маньяка вперед (сам лекарь затормозил на крыльце, ужасаясь состоянию вьюна после встречи с осликом), в пещере сейчас бы не пахло паленым, шарф Дахху не полоскался бы в раковине в попытках оттереться от крови, а на голове моей не набухала шишка от удара о тумбочку.

– Ты прости, что я тебя так вырубила, – буркнула Кадия после того, как привела меня в чувство серией пощечин. – Первое правило чрезвычайника: отключи сознание колдуна, если он ведет себя непотребно. И магия тогда сама рассыплется.

– К тебе у меня претензий нет, – мрачно кивнула я.

После этого Кад, непривычно тихая, ушла в главный зал пещеры. Она свернулась калачиком на матрасе и молча смотрела на нас оттуда. Вынутый из ножен меч подруга положила перед собой. Несла дозор.

С Дахху она не разговаривала. С маньяком – тем более.

Сам Анте тоже не проронил ни слова. И правильно сделал – ведь его первая и единственная реплика чуть нас всех не убила… (Вы же помните, что я великий мастер перекидывать ответственность?)

Итак, Кадия молчала. Я молчала. Анте молчал. Дахху, запинаясь, рассказывал.

Как выяснилось, наш верный друг на постоянной основе общался с маньяком в тюрьме. С самого момента выхода из комы.

Потому что Дахху, мол, очень хотелось обсудить с кем-то истории, которые ему рассказали бокки-с-фонарями. Это были важные, до пепла важные истории – по мнению Дахху. И хранитель Теннет, пусть даже падший, лучше всего подходил на роль собеседника…