Тень рока (СИ)

Закалённая сталь острозаточенного лезвия со свистом рассекла воздух. После чего раздался глухой, неприятный звук. Клинок с размаху погрузился в череп, расколов его словно полено, на две ровные части. Всё произошло так быстро, что Канцлер не успел издать ни звука, так и оставшись сидеть в своём роскошном кресле. Потоки крови багровой рекой хлынули вниз, окрашивая собой седые волосы и белоснежную рубашку старика. Уже в следующее мгновение Сигилиус уверенным рывком высвободил увязшее в расколотых костях лезвие и сделал шаг назад. На лице офицера читалась растерянность и скорбь. Сейчас, постепенно осознавая то, что он натворил, Авиаль не мог найти себе оправдания. Кровавые струи бежали на пол, образуя там тёмные лужи. Испуганный взгляд почившего правителя навечно застыл, уставившись на своего палача. Залитое кровью лицо внушала необъяснимый страх грядущих перемен.

— Да здравствует новый Канцлер! Слава Доминиону! Слава О.С.С.Ч.! — воодушевлённо, в один голос заорали солдаты, ликуя и тряся винтовками над головами.

Достав из кармана платок, Сигилиус поспешил стереть с лезвия кровь и спрятать оружие обратно в ножны. Взглянув на свои руки и увидев красные пятна на белоснежных перчатках, новоиспечённый Канцлер вздрогнул и зажмурился.

— Соберите здесь всех чиновников, каких только сможете найти. Нужно сделать заявление. Хочу, что бы они присягнули мне на верность. Присягнули своему новому Канцлеру, — сухо произнёс Авиаль, подходя обратно к столу. Взяв стоящую там бутылку, он плеснул немного виски в стакан и разом осушил его. После, чуть помедлив с размаху швырнул опустевший стакан в стену. Стекляшка звонко разлетелась десятками осколков.

— Сейчас же! Чего вы ждёте, критины! Приведите сюда этих сраных бюрократов и казнокрадов! — потеряв контроль, во весь голос заорал Сигилиус, развернувшись к опешившим от неожиданности солдатам.

— Да, повелитель! Сею секунду! — оба вояки поклонились и бросились к дверям.

Глава 29 «Вечер поэзии»

Двумя днями позже.

Войдя в старую добрую «пивнушку Лори», Эзекиль Монг неожиданным для себя образом так и не смог ощутить ту ностальгию и трепет, которые несомненно рассчитывал найти в этом месте. Говоря по совести он вообще ничего не почувствовал. Так, словно той далёкой и безмятежно-разнузданной жизни, в которой было место мечтам и дружеским попойкам, и вовсе не существовало. Сейчас, вся эта суета и праздность воспринималось столь малозначимой и поверхностной, в сравнении с такими фундаментальными аспектами бытия как жизнь и смерть, что Эзекиль даже чувствовал какую-то отстранённость и отрешенность от этого места. Тот ад, через который ему довелось пройти, опалил его душу и навсегда выжег из неё ростки романтики. Те самые ростки, что с самого детства склоняли его на путь созидания и творчества, путь прекрасного и возвышенного. Но, к сожалению, Эзекиль Монг пошёл по другому пути.

«Пивнушка Лори» была знаковым местом для многих поэтов и музыкантов. Здесь частенько проходили вечера поэзии или шумные концерты местных музыкальных коллективов. И публика надо признать здесь была более благополучная и интеллигентная, нежели в тех гадюшниках что располагались на окраине города. Эзекиль неуверенно стоял у входных дверей, словно не решаясь сделать следующий шаг. Он растерянно смотрел на снующих по залу официанток, разносящих на огромных подносах стройные ряды доверху наполненных пивных кружек. Смотрел на стойку бара, возле которой уже не оставалось ни единого свободного стула. Смотрел, как взъерошенный бармен судорожно носился от одного клиента к другому. Свободных столов практически не было, а некоторые и вовсе были сдвинуты вместе, дабы позволить разместиться большой компании. Было очень шумно и много посетителей. Галдеж и звонкий смех раздавались со всех сторон, перемешиваясь с бренчанием стаканов и стопок. В прочем чего ещё можно было ожидать от пятничного вечера. Пригладив ладонью непослушные волосы, Эзекиль быстрым шагом направился вперёд, к одному из немногих свободных столиков, расположившихся в углу и чуть поодаль от остальных. Проходя через суетящийся и галдящий зал пивнушки, он чувствовал на себе настороженные взгляды, что с пристальным вниманием разглядывали усталого солдата. Преодолев свой путь, и наконец-то добравшись до места, где он собирался отдохнуть и выпить кружку-другую пива, Эзекиль торопливо снял болтающуюся на плече винтовку и уселся на стул. Винтовку же он решил далеко не убирать и предусмотрительно положил её прямо на стол за которым собирался скоротать этот вечер. За то время, которое капралу довелось провести на фронте, он твёрдо усвоил для себя, что с оружием расставаться не стоит, даже на краткий миг.