Тень рока (СИ)

— А тебе какое до этого дела? — строго переспросил Монг, одним махом осушив стопку и вернув её обратно на стойку.

— Да так… — пренебрежительно поморщившись, бросил бармен.

Сидящие на соседних стульях посетители недобро покосились на Эзекиля, и тот почувствовал в их взглядах и лицах какую-то слабоскрываемую неприязнь. Поняв, что ему здесь не особо рады, он запихал под стопку помятую двадцатку и поспешил убраться подальше от бара. По началу он вовсе хотел покинуть это негостеприимное заведение, но затем, вспомнив, что не расплатился за пиво, решил всё таки вернуться на своё место.

И каково же было его удивление, когда он увидел, что за его столиком сидит та самая долговязая брюнетка-поэтесса.

Заметив недоумевающий взгляд Монга, девушка оживилась и встрепенулась, после чего моментально расплылась в широкой улыбке.

— Я приношу свои извинения, надеюсь вы не будите против если я присоединюсь к вам? Просто свободных столиков больше не осталось и поэтому… — голос долговязой брюнетки был звонким и весёлым, словно она только что выиграла в лотерею или получила баснословное наследство.

— Нет проблем, я всё равно уже ухожу, — сухо высказался Монг, доставая из кармана мелочь и сосредоточенно пересчитывая её на своей широкой ладони.

— О, какая жалость. Я надеялась, что вы составите мне компанию, — поэтесса поникла и даже немного ссутулилась.

— Почём здесь берут за пиво? — поинтересовался Монг, не отрываясь от подсчёта монет.

— Насколько мне известно, дешевле десятки здесь ничего нет, — чуть подумав, ответила девушка.

— Твою мать… У меня только семь с половиной осталось! — выругался Эзекиль, нервно запихивая монетки обратно в карман. — Не одолжите мне немного, что бы я смог расплатиться за это пиво? — Поправляя висящую на плече винтовку, уточнил Монг, заискивающе поглядывая на брюнетку.

— Нет, — бросила поэтесса, строго скрестив руки на груди.

— Нет? — переспросил Эзекиль, ошеломлённый жадностью незнакомки.

— У меня есть предложение получше. Давайте Вы всё же составите мне компанию, мы с Вами посидим, выпьем чего ни будь ещё, а после я расплачусь за Вас. — Девушка нетерпеливо кивала головой, словно подсказывая капралу правильный ответ.

— Вы чертовски странная, но я принимаю это предложение, хоть и пить за счёт дамы совсем не показатель хороших манер, — снова повесив на спинку стула свою винтовку, Эзекиль вальяжно уселся за стол, внимательно уставившись на свою «подругу». Взгляд капрала был столь проницательным и холодным, что девушка даже в смущение отвела глаза и покраснела.

Красивая и утончённая, с аристократически-правильными чертами лица и хорошими манерами, эта черноволосая поэтесса сразу же вызвала странное и давно позабытое чувство, что в ту же секунду разлетелось эхом по измученной душе молодого солдата. Чувство, определить или распознать которое Эзекиль никак не мог.

— Так значит, Вы любите поэзию? Удивительно, что столь суровый и грубый снаружи, Вы такой чувственный и утончённый внутри, — большие чёрные глаза «подруги» оживлённо блеснули, а розоватые щёчки стали ещё ярче.

Эзекиль усмехнулся, оценивающим взглядом бесцеремонно и нагло изучая сидевшую перед ним девушку. С каждой секундой он всё сильнее убеждался в том, что незнакомка недурна собой и очень привлекательна. Тонкими и длинными пальцами она нервно перебирала сложенный в несколько раз листок бумаги, плотно покрытый записями. Её прекрасные худые запястья украшали забавные в своей простоте браслеты, плетенные из разноцветных нитей.

— Я не люблю поэзию. Считаю её пустой болтовней, которой некоторые особо эгоистичные личности жаждут привлечь внимание к своей персоне, дабы прослыть в своих кругах творцом или художником слова, — неожиданно резко, даже для самого себя, ответил капрал указывая пальцем на тот самый листок бумаги, что его собеседница всё это время держала в руках.

Сейчас, сосредоточившись на этом листке бумаги, Монг заметил выкрашенные в ярко-пурпурный цвет ногти поэтессы и тут же поймал себя на мысли, что отчего-то невольно умиляется этому.

— Что за вздор! — несколько растерянно выдохнула брюнетка, чуть приоткрыв рот от возмущения. — То есть Вы считаете меня эгоисткой, что жаждет лишь славы?

— Имею все основания так полагать, — уверенно кивнул Эзекиль, доставая из кармана пачку сигарет и коробок спичек. Сигарета была последней, что невероятно расстроило капрала. Привычка к курению появилась у него на фронте и стремительно переросла в настоящее наваждение. Находиться без сигаретного дыма в лёгких сейчас для него было равносильно тому, что бы остаться без воздуха.

— Какие такие основания? — голос девушки становился всё строже и громче. — Мне не нужны ни слава, ни влияние. У меня и так всего хватает. Всё, что я делаю, это выражение моих чувств и эмоций. Я так вижу это, я так переживаю это! В конце концов, я так и пишу! — Симпатичное личико нахмурилось, а тонкие линии чёрных бровей сползли к переносице.