Настольная лампа подозрительно жужжала и мерцала жёлтым пятном света, невероятно раздражая своей нестабильной работой. Возможно, причиной тому была неисправная, ветхая проводка этого не самого лучшего номера. А возможно причина крылась в самой лампе, поскольку висящая под потолком люстра работала исправно. Но, не смотря на то, что люстра работала исправно, света от неё было ещё меньше, чем от мерцающей настольной лампы.
В номере стоял затхлый запах сырости и плесени. Сомнительного вида и неприглядного цвета краска, которой были выкрашены стены комнаты, повсеместно потрескалась и вздулась пузырями, отставая и отваливаясь от поверхности которую покрывала. Небольшая деревянная кровать была не заправлена, поскольку Николаю сейчас было не до неё, а горничная за целый день в номере так ни разу и не появилась.
Николай сидел за узким, но при этом каким-то несуразно громоздким письменным столом, некогда выкрашенная лаком поверхность которого теперь представляла ужасное зрелище. Лак рассохся и местами отвалился от старого дерева, оставляя неровные проплешины, напоминающие небольшие острова среди безбрежного океана.
Перед Николаем лежал листок плотной, белоснежной бумаги, на котором он старательно и скрупулезно что-то писал своей серебряной шариковой ручкой. Каллиграфический почерк. Ровные буквы. Красивые слова и предложения, что в этот момент значили для него слишком много.
Напряжённое, смуглое лицо усталого агента сосредоточенно вглядывалось в написанные строки. Он перечитывал их снова и снова и каждый раз реагировал по-разному: то улыбаясь, то хмурясь.
И каждый раз, перечитав и обдумав, он снова продолжал писать, добавляя что-то ещё к тому, что уже изложил. Казалось, что Николай был всецело увлечён своей работой и совершенно не замечал окружающей его убогости унылого убранства паршивого номера. Не замечал раздражающего мерцания настольной лампы, что запросто могла бы вызвать эпилептический приступ у склонных к тому индивидуумов. Не замечал той вони, которой пропиталось вся комната. Не замечал скоротечности времени. Времени, что уже успело погрузить суетящийся Церта-сити в глубокую ночь. Впрочем, позднюю ночь уже скоро должно было сменить раннее утро, так как если чесы не врали, времени было уже без четверти четыре.
Закончив свою работу, Николай со скрипом откинулся на спинку старого, неудобного стула и вновь принялся перечитывать написанное.