Тень Серафима

Приложив руку к груди, Лукреций с поклоном покинул своего венценосного брата. Неподобающе игнорируя государственные дела, лорд Октавиан еще долго сидел неподвижно, смотря на закрывшуюся за советником массивную дверь помещения для аудиенций. Весенний воздух проникал сквозь открытые окна. Весенний воздух казался сегодня особенно свежим и сладким, а сердце правителя билось особенно гулко и часто, будто и впрямь начало наконец качать кровь вместо холодной темной воды. Длинные ресницы лорда увлажнили слезы, редкие и скупые слезы счастья, которые он немедленно утер платком.

В Аманите уже были на самом пике своего цветения вишни, тогда как в Ледуме, должно быть, только-только отцвела зимняя слива. Так и должно быть, сейчас и впредь: одному городу надлежит вести, а другому — следовать. И помнить, что скромная красота сливы не идет ни в какое сравнение с пышным великолепием вишен, подобных спустившимся с небес на землю розовым облакам.

И как же прекрасна была Аманита в этом розовом дыму! Нужно будет распорядиться организовать торжественную прогулку по его серебряному городу, полюбоваться цветами, на которые в этом году совсем не оставалось времени.

Лорд Аманиты чувствовал, как тает внутри спрессованный долгими годами комок льда, чувствовал жаркую радость пробуждения.

Глава 32, в которой тайное становится явным

— Вы правы, я действительно способен зачаровать любого человека, включая мага, — будто и не замечая неуловимо изменившегося выражения лица Серафима, чуть самодовольно подтвердил глава «Нового мира». — Я могу убедить в любом, самом невероятном факте, и сделать это практически мгновенно… Понимаете теперь, почему они так стремятся нас уничтожить? Но вернемся к моему брату.

Альбер помолчал немного, прежде чем продолжить. Кажется, несмотря на общую словоохотливость, разговор на эту тему давался мужчине непросто. Себастьян хорошо понимал скованность лидера Искаженных: в конце концов, это было нечто более чем личное, нечто сокровенное. Но другого выхода ювелир не видел, — ему позарез требовалась информация.

И добыть ее больше негде.

— В один не слишком счастливый день возлюбленная Грегора была схвачена инквизиторами и замучена в их застенках, — приятный голос главы «Нового мира» сделался глухим и как будто бесцветным. — Увы, после этого происшествия брат серьезно изменился: его словно подменили. Святой службе удалось нанести по-настоящему сильный удар: один из лидеров «Нового мира» оказался морально сломлен, разочарован в методах и результатах деятельности организации. Грегор утратил веру в саму возможность будущей победы, он… сдался. Не сомневайтесь, сэр, я оказывал ему всяческую поддержку, но тщетно. После гибели любимой женщины брат так и не сумел оправиться и вернуться к прежней жизни, вернуться к нашей общей борьбе. Он больше не видел смысла в таком, как он сам выразился, жалком и ничтожном существовании вне системы.

— Понимаю, — негромко произнес Себастьян, и за единственным сухим словом скрывалось много собственной боли. — Это тягостное испытание.

— Да, как проверка на прочность, которую брат, к сожалению, не прошел, — сокрушенно вздохнул Альбер. — А самое главное: его вдруг стала без меры тревожить судьба единственной дочери, моей племянницы Софии. Фактически, началась самая настоящая паранойя! Грегор ничего не хотел слушать, никаких доводов разума. Он был убежден, что девочка повторит ужасную судьбу матери. Всеми способами желая уберечь дочь от трагической участи, он принялся оберегать ее от всего мира. Но, уверяю вас, брат беспокоился напрасно: София вовсе не так беззащитна, как может показаться со стороны. С самого детства она приучена выживать. К тому же, в следующем поколении способности Искаженных значительно усилились, а София — одна из самых одаренных наших детей! У нас были все основания гордиться ею.

При упоминании о спутнице дыхание ювелира невольно перехватило, а сердце пропустило удар.

Почти сутки провалялся он без чувств в злосчастной мельнице, в луже собственной крови, рядом с трупами убитых стражей. Еще не рассвело, когда сильф наконец пришел в себя, и удалось незаметно выбраться из здания и скрыться, не оставляя следов. Обессиленный, рухнул он в какую-то придорожную канаву рядом с шумной развеселой таверной, где еще парочка забулдыг храпели и бессвязно бормотали что-то, отсыпаясь с похмелья.

Воистину, лучшее укрытие — у всех на глазах. Да и видок у знаменитого ювелира был как раз соответствующий, потрепанный в должной мере, чтобы быть принятым за своего. Сомнительный комплимент, конечно, но уж как есть.

И тогда в запасе у сильфа оказалось много долгих часов, прежде чем кончится действие минералов, которыми он был отравлен, и завершится процесс регенерации тканей.

Много страшных часов, чтобы подумать и сделать выводы.