Тень Серафима

В Аманите же даже он, имеющий высший титул и облеченный властью лорда-защитника, не всегда имел достаточно власти, чтобы изменить что-то в своей собственной жизни. Смешно, не правда ли?

— Вы не ошибаетесь, но сейчас другое дело, — терпеливо продолжил советник. — Скандальное поведение лорда Эдварда обычно касается только его самого и служит причиной лишь для досужих сплетен и известной славы. Когда же лорд станет единственным препятствием к объединению конфедерации, да еще и перед лицом внешнего врага… Ему трудно будет сохранить лицо. Позвольте правителю Ледума сорвать церемонию. Когда все соберутся, объявите, что верховный лорд вступит в свои права только в присутствии и с согласия всех вассалов — как первый среди равных. Упирайте на возрождение величия единой Бреонии, на усиление всеобщей безопасности. Скажите, что всеми силами желаете избежать братоубийственной войны — ведь жители не должны расплачиваться за ошибки своих правителей. Нужно настроить простых людей против правителя Ледума и его режима. К тому же, на церемонию не явятся те, в ком вторая столица черпает ресурсы, те, кто таким образом отважатся без околичностей подтвердить лояльность нашему противнику. Ледум — лакомый кусок, который нам пока не проглотить. Однако, с меньшими городами справиться будет куда легче. Вот ими и займемся. Шаг за шагом мы одолеем их все. Мы должны перенять ту самую стратегию, которую использует сейчас против нас Ледум.

Внимательно выслушав слова советника, Октавиан внезапно почувствовал сильную усталость. Какая сложная и долгая борьба предстоит, как утомительна одна мысль о ней. Это было совсем не в его характере — плести интриги, бить исподтишка. Сможет ли он когда-нибудь привыкнуть, смириться с такой неприятной реальностью? Сможет ли он всегда думать только так, как положено политику, и похоронить личное?

— Ваши речи говорят о дальновидности и зрелой мудрости, Лукреций. Я склонен прислушаться к ним, — правитель помолчал еще немного, прежде чем задать вопрос, который беспокоил его многие, многие годы. — Скажите, почему вы отказались когда-то от титула лорда несмотря на то, что вас готовили к вступлению на престол с самого рождения? Отец всегда любил вас, первенца, сильнее… если быть откровенным, наш лорд любил только вас. У меня нет и тени сомнений, что вы с честью справились бы со всеми непростыми обязанностями.

Сильные внешние враги — это лишь одна сторона медали текущего положения дел. Вторая сторона, которая тревожила Октавиана не меньше, а может быть даже и больше, — серьезные внутренние проблемы столицы.

Лорд желал бы укрепить свою власть, сделать ее более осязаемой и реальной. Для этого нужно было дать укорот могущественной родовой знати, как-то ослабить их цепкую хватку на горле и постепенно привести в покорность. Как это сделать, еще только предстояло решить.

— У меня иное мнение на этот счет, — уклончиво отозвался советник, и в голосе его проявились нотки немного пугающей одухотворенности. — Я не желал нести бремя абсолютной власти и ответственности, вкушать сладость и горечь этого искусительного плода. С другой стороны, я мечтаю участвовать в формировании государства, близкого к идеальному, в котором ложь, насилие и нищета будут сведены к минимуму. Государства, которым можно было бы искренне гордиться. Этим и занимаюсь, разумеется, скрытно, по мере скромных сил. Долгое время наблюдая за вами, Октавиан, я счел вас достойным возглавить такое государство. Прежний лорд был иным. Вы же подлинный избранник небес, и ваша миссия чрезвычайно важна. Вы рождены, чтобы объединить Бреонию под священной рукой верховного лорда. Нет человека, который более вас заслуживает этот титул. На пороге ожидающих всех нас больших перемен и трудностей я хотел бы заверить вас в своей безоговорочной преданности. Я могу быть предан только вам. Я признаю вас своим сюзереном и готов служить для вашего блага, которое неразрывно связано для меня с благом Аманиты и всей Бреонии. Позвольте мне принести обет в знак искренности своих слов.

— Что ж… Ваше доверие — большая честь для меня, советник, — не стал возражать Октавиан, удивленный и глубоко тронутый верноподданническими чувствами брата.

Не такого он ожидал от сегодняшней приватной аудиенции.

Лукреций тем временем приблизился и, преклонив колени, на старом языке духовенства произнес слова традиционной клятвы. Старый язык по-прежнему широко использовался в столице для разных официальных поводов.

— Ваша воля — высшая ценность для меня теперь, — провозгласил в заключение советник, скрепляя свои слова поцелуем полы царственных пурпурных одежд. — Клянусь, я буду верен вам и в жизни, и в смерти, мой лорд.

Повинуясь внезапному порыву, Октавиан наклонился вперед и нежно обнял брата — первого, рядом с которым вдруг почувствовал себя живым. Впервые за долгие годы по-настоящему живым.

— Я принимаю ваши клятвы и ваши службу, Лукреций, — с чувством произнес он. — Примите и вы моё покровительство. В вашем положении влиятельный покровитель вам будет полезен. Я стану для вас таким заступником.