Тень Серафима

— Остался последний любопытный вопрос — почему Ледум? — вдруг живо поинтересовался ящер, словно тревожась, желая отвлечь человека от занимавших его невеселых мыслей. — Может, остановишь своё внимание на чем-то большем, чем скромный пограничный городок на Севере?

— Он станет другим, — с тяжелыми нотками возразил Эдвард, переводя взгляд куда-то вдаль, словно в грядущее. — Я выращу его сам. Я сделаю его таким, как захочу, таким, каких не бывало прежде. Наступит время, и Ледум будет стоять так же незыблемо, как Аманита.

Дракон одобрительно кивнул, будто признавая право заклинателя бросить очередной личный вызов, коли тому так хочется. Этот вопрос был закрыт.

— Ты продемонстрировал поразительную осведомленность в обычаях старшей расы, — поразмыслив, заметил Альварх, и уголок его рта игриво пополз вверх. — Вероятнее всего, ты должен знать также и то, что Страж инициируется смертью. А потому, прежде чем в твои жилы вольется священная кровь драконов, ты обречен умереть. Таков ритуал инициации. Я сам должен убить тебя, умертвить своей рукой. Запомни этот день — ты останешься в нем навсегда. Ты останешься навсегда в этом возрасте — прекрасном возрасте, должен отметить…

Знал Эдвард или нет, ответить он не успел. Уже в следующий миг дракон принял свой истинный облик, едва помещаясь в огромном подземном зале. Маг снова не сумел отследить момент превращения, оно произошло как будто мгновенно и очень легко. Оборотням, мучительно менявшим ипостаси, было безнадежно далеко до старейшей расы Бреонии.

Человек замер, с изумлением воззрившись на явленного ему совершенного зверя. Несмотря на внушительные размеры, покрытое ослепительно-золотыми чешуйками тело дракона было изящным и гибким, и двигалось со стремительной, смертоносной мощью. Но Эдвард не успел детально рассмотреть его, опять не успел понять, что произошло, не успел даже испугаться. Что бы это ни было — сверкающие металлом когти или узкие игловидные зубы — обе сонных артерии человека оказались перерезаны с поистине медицинской точностью, и из аккуратных, но глубоких ранок хлынула алая, с резким гемоглобиновым запахом человеческая кровь.