Тень Серафима

Не прошло и часа, как Винсент, глава особой службы, доложил правителю, что подделка была найдена в комнатах его сына, инфанта Эдмунда, в одном из настенных тайников. Неудивительно, что тот так трясся последние дни, даже заявился искать поддержки Кристофера. Страх же, одно из сильнейших человеческих чувств, искажает природу любой материи.

Однако копия, если вернуться к ней, была выполнена превосходно. А значит, тот, кто изготовил или заказал её, должен был иметь доступ к оригиналу. Или феноменальную память, чтобы в точности воспроизвести однажды увиденный перстень.

В любом случае, во всём этом еще предстояло разобраться.

Винсент так некстати явился со своей находкой: две полуодетых прелестницы, притихнув, ожидали, когда внезапно помрачневший правитель оторвется от медитативного созерцания перстня и вновь обратит на них своё высочайшее внимание. Но кажется, про них забыли. Вечер был безвозвратно испорчен.

— Подите прочь, — негромко приказал вошедший Кристофер, мгновенно оценив ситуацию. — Оставьте нас.

Заскучавшие красавицы не заставили просить себя дважды. Сделав реверанс, торопливо прошмыгнули мимо остановившегося на пороге главы ювелиров, который сам закрыл за ними двери.

— Что скажешь, Кристофер? — не оборачиваясь, лениво задал вопрос лорд Ледума. — Эдмунд смог внятно объяснить хоть что-нибудь? Вы ведь с ним, кажется, близки.

— По вашему распоряжению, милорд, я поговорил со светлейшим инфантом, — Кристофер пропустил последнее колкое замечание, давно привыкнув к своеобразной манере общения правителя. — Он охотно пошел на контакт и сообщил мне всё, что знал. В день убийства Эдмунд заметил, что брат надел не свой перстень. Поэтому, ведомый исключительно благими побуждениями, он забрал оставшуюся копию и направился к Эдгару, дабы разъяснить тому недоразумение и поменять перстни, пока не случилось худшего. Однако было поздно: когда Эдмунд обнаружил брата, тот был уже мертв. Испугавшись, инфант скрылся с места происшествия. Все эти факты он утаил, а копию спрятал, так как опасался, что подозрения неизбежно падут на него.

— Вот как, — развернувшись вполоборота, лорд сделал знак подойти. — Какая занимательная история.

Кристофер вздрогнул от неожиданности, утонув в темных прорубях глаз, и, церемонно поклонившись, встал, куда было указано. От выражения лица правителя аристократу стало не по себе. Даже как-то неловко, будто он сам выдумал эту несуразицу, а не передал практически слово в слово сбивчивые речи его насмерть перепуганного сына.

— А как, скажи мне, как Эдмунд сумел заметить, что брат взял не свой перстень, если сам не в состоянии даже отличить подделку от оригинала? — губы лорда кривила презрительная усмешка.

— Он определил по футлярам, милорд.

— Неужели? — усмешка стала почти зловещей. — А какого черта он вообще делал в хранилище? И для чего полез в футляры? Вопросов много, слишком много. Но даже того, в чем он уже признался, с лихвой хватит на обвинение в измене правящему дому. Остальные обстоятельства дела пусть выясняют специалисты особой службы. Винсент лично займется им.

На месте Эдмунда Кристофер бы этому не обрадовался, если в шатком положении инфанта вообще можно было чему-то радоваться. Глава особой службы Ледума снискал поистине ужасающую славу. Этот внешне непримечательный, худощавый, убийственно-спокойный человек, как и все руководители военизированных подразделений, не был магом, но мог выпотрошить мозг любому — и извлечь оттуда нужную информацию. Причем состояние этого самого мозга по завершению допросов волновало Винсента в последнюю очередь, особенно если использовать допрашиваемого дальше не было необходимости. Нервные срывы, страхи, истерические припадки и настойчивые попытки суицида были обычным явлением у подопечных Винсента, хотя никогда к ним не применяли методы физического воздействия.

Важным плюсом в работе главного следователя было то, что он не выбивал псевдопризнательные показания пытками, а заставлял людей говорить чистую правду, всю правду без утайки, как на исповеди духовнику, и почти так же страстно. Допросы Винсента могли длиться пятнадцать минут каждый день, а могли продолжать без перерыва часами — к каждому он находил индивидуальный подход.

— Прикажете распорядиться о взятии под стражу и полноценном допросе в Рициануме?

Лорд Эдвард повременил с ответом, пристально вглядываясь в грани искусственного турмалина. Те были безукоризненны — и пусты.

— Нет, — сказал он наконец. — Пока только домашний арест. Полностью ограничить в общении, пище, воде. Подождем, самое большее, пару-тройку дней. Сам разговорится, если есть что сказать.