Часы в комнате бессовестно показывали пятнадцать минут после полудня. Невероятно, чудовищно поздно — почти целый день насмарку. Полностью обнаженное тело Софии лежало рядом, бесстыдно разметавшись по простыням, грудь мерно и завораживающе покачивалась в такт дыханию.
Эта ослепительная нагота на миг парализовала взгляд сильфа, но уже вскоре тот ожил и продолжил своё увлекательное путешествие. Алый, похожий на раздражение след причудливыми узорами тянулся по белой коже, от основания нежной шеи по плечам и линиям живота, ниже, ниже… не оставляя никаких сомнений в том, где накануне успела побывать его рука с бирюзовым браслетом на запястье.
А успела она многое.
— Что за чертовщина, — настойчиво повторил ювелир, постепенно приходя в себя и припоминая события прошедшей ночи. — Этого еще только не хватало.
Тяжело, неохотно, мучительно события выплывали из сумрачных закоулков памяти, словно накануне вечером наемник уговорил не одну бутыль горячительного. Сначала кошмар, ну да это ладно, с ними он уже почти свыкся. Но почему-то сюжет сна стал развиваться иначе, чем всегда, под конец превратившись в откровенно эротическую фантазию, которая больше пристала горячему юнцу, в самом деле.
И вот теперь выясняется, что все грезы происходили наяву? С… Софией?! Как это вообще возможно?
Наваждение какое-то.
Разбуженная звуком его голоса, девица сладко потянулась и зевнула, смешно сморщив личико. Ювелир поспешно отвел взгляд от её прелестей и встал с кровати, скоро натягивая одежду. Мысли мужчины были в совершенном хаосе, но что-то глубоко внутри ожило и ликовало, ликовало неистово, бесстыдно… что-то, в чем он сам никогда бы себе не признался.
Но что же делать теперь? Что сказать?
Заметив смущение Себастьяна, избегающего смотреть на нее и хмуро косящегося в сторону, София кокетливо улыбнулась. В блестящих янтарных глазах, глазах-полумесяцах разливалась сытая медовая сладость. Вот ведь чертовка, разозлился ювелир. Ни малейшего стеснения у нее нет.
— Не делай такое скорбное лицо, Серафим, — соблазнительно промурлыкала девушка, похоже, решив, что после случившегося можно перейти на ты. — Всё в порядке: я не собираюсь заставлять тебя жениться на мне. Произошедшее ничего не меняет. Совсем ничего. Хоть это и было, признаюсь, неплохо.
Себастьян мысленно усмехнулся, немного успокоившись. Слава Изначальному, как камень с плеч свалился. Ну да, как он мог запамятовать — он же в Ледуме! Нравы здешних жителей испорчены с самого рождения. Культ наслаждений цветет тут пышным цветом, почитаемый за основной жизненный принцип и чуть не за единственный смысл жизни.
Даже само понятие семьи отсутствует в этом бесстыжем городе. Браки никем не регистрируются и не существуют даже неофициально: постоянно жить вместе людей заставляет разве только нищета или старость, но и в этом случае моральные обязательства не предусматриваются. Просто вместе выжить иногда бывает проще. Очень удобная жизненная позиция.
Родственные связи также не имеют никакой ценности. Рожденные в результате непродолжительных и случайных связей дети редко воспитываются дома. Это принято, в основном, в состоятельных домах или в среде аристократов, которые обязаны были оставить потомство, чтобы продолжить свой род и удержать высокое социальное положение.
Простые же граждане отдавали нежеланных детей в военные воспитательные дома, на попечение общества, где из них готовили идеальных солдат для обороны города или стражей для поддержания порядка и защиты режима. Некоторые матери относили младенцев в монастыри, и в этом случае дети получали суровое и жесткое воспитание, а общество — новых адептов святой службы, инквизиторов.
Инквизиция была таинственной и независимой организацией, местные отделения которой размещались во всех без исключения городах Бреонии, но центральная крепость, по слухам, располагалась где-то в самом сердце Пустошей. Инквизиция никогда не вмешивалась в сомнительные интриги политиков или в распри между городами, декларируя своей единственной целью безжалостное истребление нечисти. В ответ святая служба требовала такого же невмешательства в свои собственные дела. Имя и местоположение главного инквизитора, который, несомненно, должен был существовать, держалось в тайне и не разглашалось даже под страхом смерти. Впрочем, рядовым инквизиторам такие сведения вряд ли были известны.
Но… Себастьян вдруг заострил внимание на последних словах Искаженной. Как там… неплохо? Мужское самолюбие ювелира почувствовало себя уязвленным. Черт возьми! На его взгляд, это было, по меньшей мере, превосходно. Но Себастьян никому не собирался навязывать своего мнения.
— Рад, что вы, жители Ледума, свободны от глупых предрассудков, — сухо сообщил ювелир. — Таких, как нормы морали, например.
София только хихикнула и шутливо закрылась подушкой. Определенно, один ветер у нее в голове.
— Ну не злись, Серафим, — вдруг примиряюще протянула Искаженная. Она обернулась в простыню села на самый краешек кровати. — Ты любил её?