Беседы эти ничего не дали, что как раз и неудивительно. Глава особой службы покачал головой, с гордостью вспоминая специально оборудованные помещения Рицианума, где беспощадно подавлялось любое инакомыслие, малейшее неповиновение режиму.
Чем-то они тоже были похожи на шахматы.
Холодные ослепительно-белые камеры безо всякой мебели, где освещение днем и ночью поддерживают магические источники энергии, казались Винсенту очень элегантными. Однако заключенные не разделяли его взглядов: в стерильной белизне очень быстро развивались различные психические расстройства, угнетенные состояния сознания. В первую очередь их использовали, чтобы надломить душевное здоровье тех, чей дух крепок.
В противоположность им, существовали сырые и теплые черные камеры, в чьей кромешной тьме легко развивались не только различные фобии, в особенности страх замкнутых пространств, но и туберкулез, и тюремный тиф. Эти позволяли в кратчайшие сроки надорвать здоровье физическое, что лишало сил к сопротивлению людей слабых.
Вот где оба ювелира быстро развязали бы свои языки!
Рицианум, подземное учреждение особой службы не являлся тюрьмой в обыкновенном значении этого слова. Заключенные не проводили здесь много времени — только пока проводилось выяснение всех обстоятельств дела. После завершения расследования фигуранты немедленно освобождались из-под стражи, но свободы им было не видать, как своих ушей.
Иногда несчастных уводили на казнь, чаще на каторжные исправительные работы на благо общества. Если же подозреваемый был полностью оправдан, что случалось довольно редко, его направляли на принудительное психиатрическое лечение, которое требовалось всем без исключения посетителям Рицианума.
Побывать здесь однажды означало никогда не вернуться к прежней, нормальной жизни.
Однако, с легкой досадой припомнил канцлер, за все эти годы выискался один-единственный человек, чья жизнь после посещения Рицианума не покатилась под откос, и даже напротив — пошла в гору. Профессор Мелтон, несколько лет назад назначенный главой Магистериума, провел в подземелье всего несколько часов и, по личному распоряжению лорда Эдварда, был отпущен.
Ученый не подвергался никакому преследованию или репрессиям — и это несмотря на то, что вина его была доказана полностью, и, аккуратно подшитые к делу вместе с прочими протоколами допросов, имелись признательные показания в измене! Они хранятся до сих пор. Винсент хорошо помнил тот давний, блестяще раскрытый им на заре карьеры заговор, возглавлял который впоследствии казненный сын лорда Эдварда. Без ложной скромности, особая служба сработала тогда великолепно!..
Мыслимо ли такое, что нынешнее расследование правитель поручил сразу двум службам, так как ни одной из них не доверяет полностью? То, что можно не доверять Кристоферу, этому надушенному легкомысленному франту, Винсент вполне допускал, но как можно сомневаться в нем, доказавшем свою преданность годами безупречной службы? Или же правитель рассчитывает, что две головы лучше одной, и сотрудничество приведет ко всеобщей выгоде?