Тень Серафима

Магистериум был велик. Всего в нём имелось около ста разнообразных лестниц, но эта сложная двухзаходовая конструкция была настоящим произведением искусства. Две изогнутые широкие спирали поворачивались в одном и том же направлении. Витки не пересекались, и те, кто спускался вниз, никогда не встречались с теми, кто шёл им навстречу. По этой великолепной двойной лестнице с резным орнаментом можно было подняться на самый верх, в святая святых – приёмный покой главы Магистериума, рядом с которым располагались его личные апартаменты.

Оборотень начал неторопливый подъём, тщательно ставя ногу на самую середину ступеней, и так от первой ступени и до последней. Память не давала ему спешить. Память оживала, как весенний родник. Память шевелилась в нём подобно потревоженной во время глубокого сна змее – прохладные шершавые кольца чешуйчатого тела раздражали душу, которая давно уже перестала быть человеческой.

Видит Изначальный, отважившись когда-то на превращение, Карл и не предполагал, что оно столь сильно изменит его природу. Долгие годы минули с тех пор. Как же самоуверен был маг, как беззаветно убеждён в силе и твёрдости своей воли! Он рассчитывал приобрести чужеродную силу, но остаться человеком.

Он ошибался.

Вторая сущность решительно вошла в его жизнь, пробравшись до мозга костей, и прочно укоренилась в сознании. В отличие от большинства людей, имеющих весьма поверхностные представления об оборотнях, Карл глубоко проник в самую суть их сложного амбивалентного мировосприятия. Оборотни не были зверями, которые на время обращались в людей, так же как не были они и людьми, способными перекидываться в хищников. Целью таких превращений никак не могли считаться притворство или простая маскировка.

Эти создания обладали уникальной двойственной природой, расщепляясь и существуя одновременно в двух совершенно разных, но естественных для себя ипостасях. Они жили словно бы сразу в двух телах, каждое из которых было родным и любимым, как единственное тело для человека. Каждое из которых было носителем неотъемлемой части «я». В принципе, оборотни могли находиться в любом из своих тел сколь угодно долго, так как не испытывали жёсткой необходимости перекидываться. Однако нелюдь, длительное время живущий только в одной ипостаси, мало-помалу впадал в психически угнетённое состояние и начинал ощущать себя неполноценным.

Потому-то, когда лорд Эдвард придумал лишить его возможности быть волком, Карл почувствовал себя так, будто у него отрезали половину сердца. Пережить изощрённую пытку было тяжело, но день за днём маг упрямо цеплялся за жизнь, обещал самому себе, что выдержит – и окажется в конце концов на свободе. И сдержал данное себе слово.

Наконец подъём был окончен.

Карл замер на самой последней ступени. Сверху вниз глядя на ассиметричные изломы длинной винтовой лестницы, откровенно упивался открывавшимся дивным видом. Глаз отдыхал, внимая красоте. О, как истосковался он по красоте за долгие, долгие годы созерцания одних только унылых стен темницы!..

До сих пор оборотень не давал себе отчёт, как невыносимы были эти годы.

Архитектурная конструкция казалась совсем невесомой, словно вихрь, застывший в полете. Было в этом что-то завораживающее – смотреть вниз, бесконечно, до головокружения, до погружения в гипнотический транс. Под таким углом зрения белоснежная лестница с ажурными алыми перилами напоминала гербовую лилию Ледума, изысканную лилию, раскрывшуюся навстречу солнечным лучам. Не только интересно, но и очень практично: винтовые лестницы позволяли значительно экономить пространство и сооружать высокие узкие башни, которыми так славился Магистериум.

Карл зажмурил глаза: где-то глубоко в груди заныли давно не поющие струны. Оборотня охватило необычное чувство, подобное тому, когда тревожит старая рана, которая давным-давно затянулась. Или, лучше сказать, когда болит потерянная в бою конечность… Фантомные боли мучительны, и их невозможно унять, поскольку болит то, что больше болеть не может.

В огромном помещении Магистериума, со всеми его длинными коридорами и высокими потолками, со всеми его просторными террасами, будто стало вдруг нечем дышать. Острое, щемящее желание вернуться в прошлое, вернуть какие-то его простые радости заставило навернуться слёзы на сухих от бессонницы глазах. Вернуть безвозвратно ушедших людей, вернуть потерянное ощущение внутренней целостности… возвратить саму атмосферу тех лет… если бы только это было возможно.

Карл сгорбился и отступил от перил, избегая опасной и в то же время манящей высоты. Покачнувшись, прижался спиной к прохладной стене, давая волю тоскливым переживаниям. Не думал он, что возвращение окажется столь болезненным, почти нестерпимым. Так долго запрещал он себе надежды и право на память, избегая безумия, и вот теперь… Безудержно, валом хлынули воспоминания, сметая на своем пути серые преграды запретов и ужас безвременья, горечь безликих лет заключения.