Тень Серебряной горы

– Вот я соберу на сто человек на год, а прибудет десять. И мне за приписки что, на дыбу? А я на дыбу не хочу. И ещё, – продолжил Шалауров. – А где ставить маяк? Я видел маяк в Архангельске. Он там горит и горит. А кто здесь будет за ним досматривать? А что про него чукчи скажут? Скажут, что мы напускаем на них порчу, скажут, надо его убрать. И уберут! Так, нет?

– Маяк, – сказал адъюнкт, – это моя забота, я это господину капитану уже говорил. Но тут ещё раз повторю: я буду его ставить и я же буду за него отвечать. Своей головой!

– Когда отрежут твою голову, придут за нашими, – прибавил Шалауров.

– Разговорчики! – воскликнул капитан.

Шалауров опять тяжело задышал. Беседа приближалась к ругани.

– Ладно, – нехотя сказал адъюнкт. – Тогда сделаем вот как: я, Никита, – продолжал он, обращаясь уже лично к Шалаурову, – я составлю с тобой купчую, у меня на это есть печатка от господина командора, и ты поставишь мне провизии столько, сколько я назначу, и столько же леса, и столько же всего прочего. И я всё это у тебя возьму, а ты потом, уже деньгами, возьмёшь в Якутске в губернской канцелярии. И цены там назовёшь те, которые мы здесь сейчас оговорим. Ну, как?

Шалауров не сдержал улыбки и сказал:

– Согласен! – И тут же спросил: – А на сколько человек будем считать?

– На пятьдесят, – сказал адъюнкт. Помолчал и объяснил им всем: – Пятьдесят по списку было в прошлом году, когда лейтенант Лаптев принял команду в Ленском устье перед самой навигацией. Так что если даже Лаптев к нам придёт с неполным комплектом людей, то мы его, или того, кто вместо него станет, здесь опять доукомплектуем до пятидесяти. Поэтому считать будем на эту цифру. Где счёты? – Поднял руку и позвал: – Орлов!

Пришёл Орлов со счётами. Шалауров и Черепухин сразу оживились. Орлов прибрал один угол стола, они все кроме капитана туда пересели и только приготовились считать запасы… Как капитан вдруг сказал:

– А как быть с дупель-шлюпками?

– А что дупель-шлюпки? – спросил Шалауров.

– А то, что работёнка там мудрёная, вот что, – сказал капитан. И, повернувшись к адъюнкту, прибавил: – Григорий, покажи ему.

Адъюнкт нахмурился, полез в крокодиловую сумку и вытащил один чертёж, после второй, а после вывалил всю стопку. Шалауров брал лист за листом, рассматривал, после читал, что написано сбоку, мерил картинки пальцами, повздыхивал. Черепухин чертежей не брал, а только поглядывал сбоку. Шалауров продолжал рассматривать. После усмехнулся и сказал, что так сразу ничего не скажешь, и отодвинул от себя листы. Черепухин их собрал и передал адъюнкту.

– Надо подумать, – сказал Шалауров. – Раньше, чем завтра, не скажу. – И, повернувшись к адъюнкту, продолжил: – А вот про запасы, про маяк и про казармы могу хоть сейчас начать рассчитывать.

– Так и давайте начинать, – ответил адъюнкт совсем невесёлым голосом.

После чего раскрыл большую толстую тетрадь, начал разлиновывать первую страницу и при этом приговаривать, что всё должно быть честно и прозрачно, каждая буква соответствовать своей цифре – и так далее. А капитан поднялся, вышел на крыльцо, набил трубку и закурил. День был морозный, едрёный. На душе было легко. Капитан покуривал и вспоминал, как в тридцать первом году они ходили на коряков, а потом на чукчей, за что его из подпрапорщиков пожаловали сразу в поручики. Хорошая тогда была весна! Наст твёрдый, крепкий! Он ехал сюда по назначению, думал…

А! Капитан махнул рукой и выдул трубку, опять набил её и закурил. Потом, вспомнил, он в Якутске встретил Стёпку, но её отдавать не хотели, пока сам Павлуцкий не приехал сватать. Павлуцкий – это да, орёл, а какая у него кольчуга! А ружьё какое! И чего он здесь торчит? У него брат на Кайсацкой линии полковником, так это же места какие, это же почти что дома, а здесь что? От Якутска до Анадырска почта идёт четыре месяца, даже до Нижнеколымска на три недели быстрее. Эх! Капитан докурил, выбил трубку и вернулся в съезжую.

Там всё продолжали считать. Капитан долго терпел, потом не выдержал, сказал, что за один день такого всё равно не посчитаешь, так что надо отложить до следующего раза. Отложили. Орлов сбегал на поварню, договорился, бабы стали собирать на стол. А как собрали, они сразу сели. Вначале сидели очень скованно, только после третьей чарки понемногу разговорились, адъюнкт разгорячился, стал рассказывать, как он сладко живёт в столице и как в прошлом году ездил в Германию, начал вспоминать всякие сальности про тамошних девок, все смеялись. Весело было! Только когда капитан пришёл домой, Степанида молча гневалась, капитан не выдержал, начал ругаться на неё. Правда, потом был сам собой недоволен, отвернулся к стенке и молчал как пень. Она вздыхала. За окном выла пурга.

Глава 3