Тень Серебряной горы

– Ну, тогда можно смело ехать на Анюй, – сказал с усмешкой Хрипунов.

– Вот и поеду! – сказал капитан. – А тебя оставлю здесь. Дашь мне двадцать казаков. Дашь пять лодок крепких. Что ещё дашь?

– Идут! – удивлённо сказал Хрипунов. – Чего это он так быстро?

Капитан обернулся и увидел, что Илэлэк и в самом деле возвращается очень скорым шагом. Да и лицо у него красное, сердитое.

– Что там случилось? – спросил капитан.

– Много чего! – ответил Илэлэк ещё сердитее. – Но сначала я вот что скажу: если твоя баба хочет растить детей, пускай их вначале сама нарожает, а потом уже сама растит! Своих! И портит! А к другим пускай она и близко не подходит! А так что?! Мой единственный сын, ему уже скоро восемь лет, увидел меня и как начал визжать, как девчонка! Кому он теперь такой нужен?! Какой из него будет воин?! Да лучше бы ты его убил! Да лучше бы…

И тут он наконец замолчал. Стоял, смотрел по сторонам, гневно сверкал глазами, но больше ничего уже не говорил. И капитан тоже не знал, что говорить, и Хрипунов, и даже Синельников.

Наконец вернулся Черепухин с юкагирами. На нартах лежали деревянные копья с железными наконечниками. Илэлэк наклонился к ним и начал их рассматривать. Потом распрямился, приказал по-юкагирски – и его люди потащили нарты прочь из крепости, а Илэлэк пошёл за ними. Капитан громко сказал, что завтра утром ждёт их возле переправы. Илэлэк на это никак не ответил.

– Дикари! – сердито сказал капитан. – Язычники, – и перекрестился.

С крыльца сошла Матрёна и сказала, что госпожа хозяйка пригашает их к столу. Капитан, Хрипунов и Черепухин поднялись наверх и вошли в дом.

А Шалауров был уже, оказывается, там! Он уже даже стоял возле своего привычного места, слева от хозяйки, которое в последнее время, до своего исчезновения, занимал адъюнкт. А вот теперь всё вернулось обратно, подумал капитан, глядя на Шалаурова. А тот сказал:

– Я всё слышал! И я так и думал! Это они хотят казнить его на Серебряной горе!

– На Великом жертвенном мольбище, – поправил его капитан. – Юкагирский шаман так сказал.

– Панюйко это не шаман, а шарлатан! – запальчиво ответил Шалауров. – Он…

– Господа! – сказала Степанида. – Прошу всех садиться.

Все сели. Да! И только тогда они увидели, что чарок нет, а есть только чашки для чая.

– Послезавтра Троица, – сказала Степанида как бы между прочим.

Все на это ничего не ответили, а молча начали есть. Потом Матрёна поднесла им горячего крепкого чая с китайскими леденцами. Леденцы были сладкие, хрумкие. Вот и хорошо, что водки нет, подумал капитан и, посмотрев на Степаниду, улыбнулся.

А Шалауров тотчас же сказал:

– Я ещё вчера вам говорил, что его на Серебряную гору отвезут, а вы не верили.

– А где это гора такая? – спросила Степанида.

– Да её, может, и нет нигде, – ответил Шалауров, – а это просто такая здешняя инородческая басня. Инородцы верят, что есть здесь среди обычных гор есть одна гора серебряная, Пильгурти-нейка называется, что значит: вся из серебра. И серебро там такое мягкое, что его можно ножом резать. Но будешь резать, старика разбудишь! И старик тебя убьёт! Вот так просто дунет, и тебе сразу смерть.

– Какой ещё старик? – спросил Черепухин. – Я про старика не слышал.

– А обычный старик, старый, – сказал Шалауров. – Он сидит на той горе, на самом верху, и трубку курит, гору охраняет. Поэтому если инородцы видят, что где-нибудь над горой дым поднимается, они сразу оттуда уезжают.

– А наш адъюнкт здесь при чём?

– А при том, – ответил Шалауров, – что инородцы верят ещё вот во что: что если прийти на ту гору да зарезать там кого-нибудь, особенно если это человек непростой, а бывший шаман или тойон, или охотник очень сильный, или ещё кто-нибудь приметный, старик с трубкой будет очень рад, и будет им за это целый год помогать и в охоте, и в рыболовстве, и на войне, если такая вдруг случится. Но это если старику жертва придётся по душе. А если нет, тогда он как разгневается да как начнёт выбивать об гору трубку, гора как задрожит, как затрясётся, как… Ну и так далее, но это уже совсем бессовестные басни начинаются. Но инородцы в это крепко верят! И тут вдруг им наш адъюнкт! Вот они и повезли его туда.

– А Панюйко, – сказал капитан, – говорит, что это где-то на Малом Анюе и дальше.

– Может, и так, – ответил Шалауров. – Вот поедем, и тогда посмотрим.

– А ты что, тоже собираешься ехать? – с удивлением спросил капитан.

– Обязательно! – ответил Шалауров. – Много я про эту гору слышал, а теперь хочу сам на неё посмотреть. Да и ты, ваше благородие, не волнуйся, я вам обузой не буду. Я три дня об этом думал, и уже всё приготовил, и нанял охочих людей, двенадцать человек, можно сказать, отборных.

– В питейном доме нанимал? – спросил, не удержавшись, Хрипунов.

– И в питейном тоже, – без всякого смущения ответил Шалауров. – Но твоих там не брал, не беспокойся.

Черепухин весело захмыкал.

– И про дупель-шлюпки я тоже не забыл, – продолжал Шалауров. – Теперь там новый артельный, Игнат Борисович, он им слабины не даст, шлюпки будут в лучшем виде, дело останется за Лаптевым.

Теперь уже хмыкнул капитан. И почти сразу же сказал: