Тень сфинкса. Удар из зазеркалья

— Я говорила по междугородному телефону. Я уже сообщила об этом представителю нью-йоркской полиции. Затем меня начали донимать репортеры, и я была вынуждена отключить телефон.

— Известно ли вам, по какой причине полиция устроила вам допрос?

— Из-за смерти Алисы Айтчисон. Они сказали, что это простая формальность.

— Они всегда так говорят — «простая формальность». Но это далеко не так. — Базиль вытащил из кармана газету. — Вот, прочтите.

Фостина добралась только до второго абзаца, и газета выпала из ее рук.

— Но это же невероятно! Я никак не могла быть в районе Бреретона в этот вечер, что подтверждает мой телефонный разговор с Гизелой.

— Именно поэтому они не стали допрашивать вас дальше.

— К счастью, я могу доказать, что весь день провела в номере. В отеле только один выход. Лифтер, администратор, привратница — все знают меня в лицо. Им прекрасно известно, что в этот вечер я не выходила из отеля.

— А что вы скажете о пожарной лестнице или о служебном входе?

— Полиция все проверила. Через служебный вход можно выйти, но для этого нужно пройти через кухню ресторана. Там весь день крутились повар и два его помощника. А вход на черную лестницу находится в кухонном коридоре. Нельзя пройти туда незаметно.

Злоумышленника обязательно либо увидят, либо услышат.

— Чем вы занимались после телефонного разговора с Гизелой?

— После разговора? Ну, я… легла спать.

— В пять вечера?

— Да, разговаривая с Гизелой, я вдруг почувствовала, что засыпаю на ходу. После приезда сюда у меня появилась привычка спать по вечерам.

Базиль согласно кивал головой, постигая то, что она от него утаила. Фостина была настолько удивлена, сломлена, поражена своим увольнением из Бреретона, настолько устала от всех этих событий, что просто не находила себе места и искала забытья от действительности в дневном сне, словно старуха или грудной ребенок, которые, как правило, не способны долго выносить бремя сознательного бодрствования.

Озноб, который он почувствовал в эту минуту, объяснялся не только сырой ноябрьской погодой.

— Вы никогда не испытывали желания убить Алису Айтчисон?

— Конечно, нет! — Фостина, казалось, была поражена таким вопросом. Но ведь подсознательный импульс подавляется, а она ничего не могла знать об этом.

— Вы ведь не любили ее, не правда ли?

— Да, не любила, — откровенно призналась девушка. — Она была грубой и всегда старалась проявлять недоброжелательность ко мне. Иногда я просто ее ненавидела.

Базиль вновь понимающе кивнул. Он мог себе представить ненависть Фостины к Алисе, — слабый обычно ненавидит сильного, называя при этом собственную слабость утонченностью, а силу другого — «грубостью». Те люди, которые не могут физически нанести удар по своему недругу, бьют по призракам своих врагов, сохраняя таким образом в своей психике полную свободу и свою безопасность. Ненавидеть кого-нибудь, значит, желать его исчезновения, и единственный способ заставить исчезнуть ненавидимого человека, вызвать его смерть. Дети это инстинктивно понимают. Как часто они кричат: «Я тебя ненавижу. Чтоб ты сдох!» Легла ли накануне вечером Фостина спать с садистской фантазией о смерти Алисы? Погружалась ли она в сон с этим желанием смерти? Поднялась ли с постели, уже находясь в сомнамбулическом трансе?

Нет, конечно. Расчет времени говорит о том, что это невозможно. Будь то в сонном или бодрствующем состоянии, Фостина не могла незамеченной покинуть «Фонтенбло» и добраться из Нью-Йорка до штата Коннектикут за те несколько минут, которые прошли со времени ее телефонного звонка Гизеле и смертью Алисы Айтчисон. Если только… ее «бессознательное» не сумело сконцентрировать в себе столько жизненной энергии, чтобы спроецировать чисто визуальный образ или собственное отражение в воздушной среде… ведь ни миражи, ни радуги не существуют в привычных представлениях о времени и пространстве…

Смерть, вызванная чьим-то желанием, — преступление, которое приписывается колдуньям с незапамятных времен. Эта сумасбродная, архаичная идея заставила его улыбнуться, и все же ее атавизм удивительно сильно будоражил глубины его сознания, словно нудный, однообразный плеск волн.

— Несомненно, полиция в Коннектикуте решила, что либо Элизабет Чейз ошибается, либо она — истеричка. Ведь в конце концов ей всего тринадцать лет. Но… она что-то видела, мисс Крайль. Как вы думаете, что?

— Я… Я не знаю.

— Мне кажется, что вы… знаете. Или догадываетесь.

Ее голубые глаза поблекли. Она сидела в полной неподвижности, как будто рассталась с собственным телом и унеслась в какой-то сон, приносивший ей больше утешения, чем суровая реальность.

Что сказал отец Чернокожего Энди о Тэде Лапраи- ке? Кажется, люди сжигали таких за рассказанные ими сны… На шотландском эта фраза звучит более зловеще. И так было. Было время, когда девушек, подобных Фо- стине Крайль, сжигали заживо, и они корчились в огне и вопили диким голосом. Такова была жертва собственного невежества и страха, которую люди приносили богам.