Тень сфинкса. Удар из зазеркалья

— Эта несчастная девушка Фостина Крайль — незаконнорожденный ребенок. Ее мать была — ну, как это назвать поделикатнее? — одной из тех, которых Киплинг первым назвал «представительницами древнейшей профессии на земле». Теперь мы знаем гораздо больше о доисторических нравах и отдаем себе отчет, что проституцию можно считать самой современной профессией. Здесь нет никакой собственности, не существует брака, а там, где нет брака, нет и порока.

— Значит, ее мать была проститутка? — воскликнул, не веря своим ушам, Базиль.

— Если выразиться точнее — куртизанкой, выдержанной в лучших традициях Нинон Д’Анкло. — Улыбка сузилась, стала более интимной, вероятно, он про себя смаковал какой-то скандал, выхолощенный неумолимым временем.

— Крайль — это ее настоящее имя. Но в кругу подобных ей профессионалок она была известна под другим.

— Вы, конечно, мне его не назовете.

— Думаю, лучше этого не делать. Она родилась в Балтиморе и была дочерью человека, который сочинял религиозные песнопения. В девяностых годах она убежала из дома и очутилась в Нью-Йорке, а затем в Париже. Там она стала звездой «полусвета» — одной из тех парижских гурий, которых с такими подробностями и с таким блеском описывал Бальзак. Она, по сути дела, была простой американской провинциалкой, но от своих великолепно образованных любовников научилась говорить и писать на прекрасном французском языке, разбираться в музыке, понимать толк в искусстве и беллетристике… Это, конечно, непонятно американцу вашего поколения! Только Париж в девятнадцатом веке и Афины в век Перикла рождали таких женщин. Эта истинная представительница «полусвета» обладала всем, что имели наиболее знаменитые светские дамы, за исключением одного — права на законный брак и соответствующий статус, который этим браком приобретается. Она вела более роскошную жизнь по сравнению с любой респектабельной женщиной. У нее было состояние, она энергично занималась общественной деятельностью, пользовалась любовью и даже уважением со стороны своих обожателей. В наше время, молодой человек, даже порок мог обладать какой-то изысканностью. Но вашему поколению этого никогда не понять. Я говорю, что она была куртизанкой, но что это вызывает в вашем сознании двадцатого столетия? Накрашенные волосы, кроваво-красные ногти и особые слэнговые словечки типа «фрайер». А эта женщина была наделена умом. Она обладала превосходными манерами.

— А кто отец Фостины?

— Этот человек был нью-йоркцем и вложил крупные деньги в торговое судоходство. В 1912 году он без лишнего шума хотел получить развод от своей супруги и ради этого отправился в Париж. Там он нарочно разъезжал в роскошном авто с этой женщиной в Булонском лесу, чтобы привлечь к себе всеобщее внимание. Одной- единственной прогулки с ней в открытом автомобиле было достаточно, чтобы шокированный таким пассажем пуританский суд признал это неопровержимым доказательством супружеской измены с его стороны. Для этой цели из Франции в Америку были доставлены свидетели, и таким образом он добился от жены желанного развода. В это время широкое распространение получили слухи о том, что он заплатил соучастнице тысячу долларов за привилегию прокатиться с ним в открытом автомобиле в общественном месте и использование ее имени на бракоразводном процессе. Она поставила условие, что он, доставив ее до порога дома, там и распрощается с ней навсегда, не претендуя больше ни на что, кроме, может, поцелуя руки. Но… Фостина — ребенок этой парочки.

— Выходит, они не расстались на пороге ее дома?

— Тогда они расстались. Но затем произошло нечто экстранеординарное. А может, ничего такого особенного в этом и не было. Вероятно, она отлично знала свое ремесло. Может, та невероятная выдержка, которую она продемонстрировала во время их выезда в парк, входила в разработанный ею план. Видите ли, он отводил ей роль подставного лица. Эта женщина, в компании которой его все видели, должна была стать предлогом для развода. Однако эта женщина, которая стала для него лишь удобным поводом для осуществления своих замыслов, радикальным образом перевернула его жизнь: он без памяти в нее влюбился. Что, трудно в это поверить? Годы, проведенные в Париже, настолько отточили ее ум, что она стала самой интеллигентной и красивой женщиной, ее волосы казались снопом огня, кожа — белым снегом, а тело у нее было, как у Афродиты с картины Боттичелли…

— Вы близко знали ее в то время? — спросил Базиль и тут же спохватился, осознав, что выражение в таком контексте приобретало несколько иной смысловой оттенок.

— Да, мне была предоставлена такая привилегия, — > просто, без подтекстов, ответил Уоткинс, но в его старых глазах промелькнула озорная искорка. — Кроме всего прочего, я был и адвокатом этого богача.

— Вот, значит, каково происхождение этой робкой, анемичной, мечтательной девушки! — Базиль старался обдумать все, что ему пришлось услыхать о Фостине.

Уоткинс недоуменно пожал плечами:

— У нас в те времена бытовала поговорка — при флирте зачинают ханжу.

— Подозревает ли она об истинном положении вещей?