— Ничего. Я и не знала, что там лежит книга. — Легким грациозным движением Гизела встала. В голосе ее послышались спокойные нотки: — Жаль, но я не могу ничем тебе больше помочь, — Она направилась было к двери, затем помедлила и оглянулась — Да, совсем забыла, зачем пришла. Хотела спросить, сделала ли ты эскизы для нашей греческой драмы? Но теперь, вероятно, тебе уже нр до них.
— Они уже закончены, и миссис Лайтфут попросила представить их на рассмотрение комитета до моего отъезда.
— Отлично. Встречаемся, Как всегда, у меня. В четыре.
Гизела прошла через холл, направляясь в свою комнату. Закрыв двери, она немного постояла, сморщив лоб, словно старалась что-то припомнить, затем подошла к своему секретеру и отодвинула задвижку застекленной книжной полки. На первых трех полках книги были аккуратно и плотно расставлены, между ними не было ни малейшего зазора. Но на нижней, казалось, они стояли не так тесно, как обычно. Ее пытливый взгляд остановился на собрании из нескольких кожаных томов с золотым тиснением. Первого тома не было.
Все еще морща лоб, она села за письменный стол. Четыре страницы белой бумаги были разложены на откидной доске — три были исписаны, а четвертая — чистая.
Она придвинула ее к себе и начала писать:
«Р. S. Случалось ли тебе читать «Мемуары» Гете? У меня есть французское издание в переводе мадам Кар- ловиц. Фостина Крайль взяла у меня первый том, не удосужившись спросить на то разрешения. Я обнаружила это совершенно случайно только тогда, когда она попыталась у меня на глазах спрятать книгу. Зачем она ей понадобилась — ума не приложу. Я бы не придала этому особого значения, если бы не странное отношение всех к Фостине, о чем я тебе уже писала. Что-то дошло до ушей миссис Лайтфут, и сама Фостина сообщила мне о ее требовании к ней покинуть школу.
Во всем этом деле есть что-то зловещее, и, если сказать правду, ничего от тебя не скрывая, то мне самой иногда становится страшновато. Мне бы очень хотелось, чтобы сейчас ты был в Нью-Йорке. Я уверена, ты обязательно найдешь какое-то разумное объяснение всему происходящему здесь. Но увы, ты далеко отсюда…
Я боюсь спуститься с холла верхнего этажа после десяти вечера, когда на лестнице горит только одна ночная лампочка. Я не в силах сдержаться и не оглянуться через плечо, все время ожидая увидеть… Не знаю, что именно, но что-то особенное и весьма неприятное…»
Гизела положила ручку, с решительным видом перечитала то, что только что написала, сложила все четыре листа, вложила их в конверт и наклеила на него марку. Снова взяла ручку и написала на конверте:
Набросив шубку поверх свитера, она поспешила вниз с письмом в руках.
На улице сумеречный пронизывающий ветер пощипывал ей щеки и трепал волосы. Порывы ветра яростно гнали вперед серые, но уже слегка просветленные облака. Она шла по мягкому ковру опавших листьев и за несколько минут преодолела те полмили, что отделяли здание школы от главных ворот.
Какая-то девушка стояла возле будки, расположенной на обочине шоссе.
— Привет, Алиса, — поздоровалась Гизела. — Приезжали за вечерней почтой?
— Еще нет. Почтальон должен прибыть с минуты на минуту.
Алисе Айтчисон на вид было около девятнадцати лет, но внутренняя раскованность и свобода в действиях делали ее скорее похожей на молодую учительницу, чем на воспитанницу. Это была литая, созревшая красотка, с блестящими, как у газели, глазами, мягкой, словно подернутой тонким слоем жемчуга, кожей, с полными и сочными губами. На ней был костюм коричневато-орехового цвета в тон ее волосам. Яркий темно- оранжевый шарф закрывал разрез на груди жакета. Она улыбалась. В это время старенький, видавший виды «форд», громыхая, остановился рядом с ней, и какой-то человек в макинтоше и мокасинах шумно выкарабкался из машины.
— Еще два письма нужно доставить в мгновение ока! — сказала Алиса, взяв из рук Гизелы письмо и передавая его почтальону вместе со своим.
— Будет сделано, — ответил тот, бросая их в сумку. — Ваши девушки, я вижу, обожают обильную корреспонденцию. Все амурные дела?
«Форд», натужно чихая, двинулся по шоссе, а девушки пошли обратно к дому.
— А доктор — это ваш приятель? — спросила вдруг Алиса.
Гизела с удивлением посмотрела на нее. Алиса, конечно, обладала грубой речью и несветскими манерами, чего себе не могли позволить ее учителя, однако, считалось, что она получила хорошее воспитание и, судя по всему, не могла быть похожей на тех любопытных девиц, которые без особого стеснения могли прочитать адрес на чужом конверте.
— Да, это один психиатр. А почему вы спрашиваете?
— Кажется, я уже встречала это имя где-то прежде — Базиль Уиллинг.
Гизеле это показалось забавным.
— Он довольно известный человек. Теперь, когда ваше любопытство удовлетворено, могу ли я, в свою очередь, задать вам вопрос?
— Валяйте!
— Вы здесь живете значительно дольше меня, — начала Гизела.