— Не напоминайте мне об этом, — угрюмо перебила ее Алиса. — Целых пять лет одиночества в мире, где нет мужчин! Все равно, что жить в монастыре или женской тюрьме! До этого я провела четыре года в Мейд- стоуне. Нет, не в роли учительницы — воспитанницы. С трудом дождалась того дня, когда, наконец, закончила школу. Но что за дикая жизнь началась у меня! Вы сильно удивитесь, если я расскажу вам, какие грандиозные планы я там строила. — Ее глаза смотрели поверх Гизелы, чувствовалось, что она пребывает в каком-то мрачном и грустном настроении. — Но за три недели до школьного выпуска отец покончил с собой. Застрелился.
— Ах, простите… — Гизеле никак не удавалось подобрать нужное слово. — Право, я не знала…
— Прошел только год, и об этом уже никто не помнит. — Алиса посмотрела на нее с вызовом в глазах. — Еще один биржевик с Уолл-стрита, поставивший не на ту лошадь. Итак, я осталась ни с чем. Вдруг я узнала, что миссис Лайтфут ищет преподавателя по театральному искусству. Тогда я попросила миссис Мейдстоун порекомендовать ей меня, думая, что здесь, в Бреретоне, все значительно лучше, чем в Мейдстоуне. Но оказалось, что все то же самое. До смерти надоело. Мне нужна работа в Нью-Йорке, где можно по-человечески жить.
— Значит, в Мейдстоуне было все так же, как и здесь? — спросила Гизела.
— Те же принципы, правда, иной подход. Школа Мейдстоун хочет предстать более современной, разрекламировать свой метод как более полезный для здоровья.
Девочки там пили свежее молоко, ходили в походы и спали на сеновалах. В общем, простая жизнь, но по шикарной цене. Посетителей пускали только по воскресеньям! и то не сводили с них Глаз. Мой несчастный отец думал, что мне там будет лучше, но пребывание в Мейд- стоуне лишь прибавило мне решительности как можно скорее оттуда выбраться и попасть в настоящий мир.
— Нравится вам Бреретон или не нравится, все же вы чувствуете себя более в своей тарелке, по сравнению со мнойу
—продолжала Гизела. — Ваша работа дает возможность устанавливать близкие контакты с девочками, ведь вы почти их возраста. Они могут быть с вами откровенными там, где в разговоре со мной предпочтут отмалчиваться.Алиса внимательно посмотрела на Гизелу.
— Например?
— Ну, скажем, в отношении Фостины Крайль…
— Не понимаю, о чем вы говорите…
— Нет, вы все понимаете^ — резко возразила Гизела. — Я заметила, как вы Иногда на нее смотрите, — с каким-то недружелюбным любопытством, как будто вы находите в ней что-то странное, непонятное.
— Вздор! — грубо отрезала Алиса. — Фостина Крайль просто глупа. И в этом нет ничего странного. У нее слабый характер, она бесцветна, не умеет преодолеть робость и ужасно озабочена тем, чтобы понравиться всем на свете. У нее нет чувства юмора. Она не обладает даром обзаводиться друзьями. Просто стареющая девица, размазня. Одна из тех, которые постоянно принимают витамины, не получая от них никакой пользы. Вы заметили этот флакон с витаминами Б-2, который постоянно стоит возле ее 'тарелки за обедом? С такими людьми, как она, ничего не поделаешь. Она рождена, чтобы стать мишенью для любого юмориста и задиры, а ведь таких в мире немало. Взять хотя бы Тяжелое копытце!
— Тяжелое копытце? — переспросила Гизела, не совсем уверенная в точном значении нового американизма.
Алиса ухмыльнулась.
— Так девочки называют миссис Лайтфут.
— Значит, — раздумчиво пройзнесла Гизелй, — Фостине предстоит потерять работу лишь потому, что у нее не достает истинно твердого характера, столь необходимого для хорошего учителя.
— Может быть, — Алиса продолжала изучающим взглядом осматривать Гизелу. — Что, она потеряла работу?
— Ну, это не наше с вами дело, — и Гизела поспешила сменить тему разговора. — Скажите, нельзя ли вернуть мое письмо? Что, если позвонить почтальону в деревню и сообщить ему о моем намерении забрать письмо обратно?
Алиса рассмеялась раскатистым грубым смехом:
— Девочка моя, ваше письмо уже поступило на хранение на почту Дяди Сэма. Конечно, вы можете попытаться прорубить себе тропу через джунгли американской бюрократии и заполнить пятьдесят формуляров, каждый из которых состоит из пяти 'частей. Но даже если вы это сделаете, я не уверена, что вам удастся заполучить письмо обратно. А для чего оно вам понадобилось? Слишком забористое?
— Да нет же, — Гизела не скрывала, что слова Алисы ее раздражают.
— Что же тогда?
— Я приписала к нему постскриптум и теперь в этом раскаиваюсь. То, что в Америке называется «напрасный труд».
— То есть пытались попасть пальцем в небо?
Они подошли ко входу в главное здание школы. Алиса повернула ручку и толкнула дверь.
— Странно. Двери заперты.
Гизела надавила кнопку звонка. Так они и стояли под дождем, трясясь от холода. Дневной свет медленно угасал, постепенно вокруг них сгущалась мгла.
— Черт подери! — воскликнула в сердцах Алиса. — Пойдемте через черный ход, он всегда открыт.
Гизела согласилась, хотя и подозревала, что миссис Лайтфут не по душе такие вольности.