Тень Сохатого

— Да. Это Генрих помог мне решиться. Он нашел меня два года назад. Сказал, что в Москве давно уже делают такие операции и что он все оплатит. Сначала я не хотела… мне было страшно, понимаете? Но Генрих все время был рядом со мной. В конце концов он убедил меня. А потом… — Ляля подняла взгляд на Турецкого и сказала глубоким, четким голосом: — Потом мы поженились. Мы с Генрихом любили друг друга. И поверьте мне, это не просто слова.

Турецкому захотелось курить. Он рассеянно захлопал себя по карманам.

— Скажите, Александр Борисович, — снова заговорила Ляля, — мой рассказ как-то поможет Генриху?

— Думаю, да, — кивнул Турецкий. — Теперь можно доказать, что он действовал в состоянии аффекта. А это уже совсем другая статья.

Ляля шевельнула губами и тихо спросила:

— И вы… сделаете это?

— Это моя работа, — ответил Турецкий.

Тогда Ляля улыбнулась и произнесла всего лишь одно слово, и это было слово «спасибо».

Эпилог

Ирина Генриховна открыла дверь и увидела на пороге улыбающегося Меркулова. Седая шевелюра Константина Дмитриевича была аккуратно причесана, под расстегнутым пальто виднелись костюм, белоснежная рубашка и бежевый галстук. В одной руке Меркулов держал букет тюльпанов, в другой — бумажный пакет с явно угадываемыми очертаниями бутылки.

— А, здравствуй, Костя! — Ирина впустила Меркулова в прихожую, закрыла за ним дверь и поцеловала в щеку. — Ты, я смотрю, тоже с шампанским?

— Вообще-то, с коньяком, — ответил Меркулов. — А что, в этом доме наливают шампанское?

— Только женщинам, — лукаво улыбнулась Ирина. — В знак того, что женская интуиция — реальная сила, а мужская логика — сказка для несмышленышей.

— Гм… Интересный подход к проблеме полов. Это, кстати, тебе!

Он протянул Ирине букет тюльпанов, за что был вознагражден еще одним поцелуем.

— Так что там у вас за история с шампанским? — спросил он, сняв пальто и повесив его на крючок.

— Турецкий мне проиграл, — объяснила Ирина. — Он был уверен, что в схватке Боровского и Риневича виноват бизнес. А я с самого начала утверждала, что тут что-то личное. И, как видишь, оказалась права.

— Ясно. А где сам проигравший?

— Наводит лоск в ванной. По нашему контракту он теперь целую неделю будет мыть и драить всю квартиру. А вдобавок — ходить по магазинам и готовить ужины.

— Жестоко ты с ним.

— Ничего, это пойдет ему на пользу. — Ирина стукнула в дверь ванной: — Турецкий, ты слышишь? К тебе гость. Шурик!

— Уже выхожу, — отозвался из-за двери приглушенный голос Александра Борисовича…

Мужчины сидели в гостиной — в креслах перед окном — и пили коньяк, зажевывая его тонкими кружками лимона и поглядывая на заходящее солнце, окрашивающее белоснежные высотки в тревожный розовый цвет.

Ирина, вопреки своим угрозам, освободила Александра Борисовича от приготовления ужина («Иди лучше лови своих бандитов, а на кухне от тебя одни растраты и катастрофы») и теперь резко стучала ножом о разделочную доску и гремела кастрюлями и сковородками. Из кухни уже стал доноситься слабый аромат жареного мяса, и мужчины жадно ловили этот запах носами.

— Зря ты отказался от дела Боровского, — с упреком сказал Меркулов. — Довел бы его до конца, а там… — Меркулов махнул рукой, словно указывал этим жестом на приятную перспективу, которая могла открыться перед Турецким.

Однако Александр Борисович покачал головой:

— У меня веские основания, ты же знаешь. Это называется «личная заинтересованность в исходе дела». Статья шестьдесят первая. Видишь ли, Костя, Боровский мне симпатичен, как бизнесмен и человек. Он первым в стране решился сделать свой бизнес прозрачным. А когда его жене стала угрожать опасность, он взял в руки оружие и защитил ее.

— Были и другие методы, — возразил Меркулов.

— Были, — кивнул Александр Борисович. — Но мужчина не всегда задумывается о методах, когда речь идет о спасении его семьи. К тому же Боровский действовал в состоянии аффекта. — Турецкий приложился к рюмке, подождал, пока горячительное прокатится по пищеводу, и покачал головой. — Нет, Костя, я не считаю его виноватым. И кроме того, я верю, что Лучкина достойно завершит это дело. И уж в любом случае, не хуже… да что там не хуже, намного лучше меня.

— Да, Алла — хороший следователь, — согласился Меркулов.

— К тому же работы осталось не так уж и много. Тамбовский живодер Вован дал четкие и недвусмысленные показания. И, несмотря на весь прессинг — а я уверен, что прессинг был, — не отказался от них. Он ясно показал, что заказчиком взрыва был Голиков. Никаких улик против Полякова нет. Да и дружки Вована подтвердили его слова. Так что все это дело, с таким трудом и с таким старанием сфальсифицированное Гафуровым, попросту разваливается. Но вот то, что он скрыл вновь открывшиеся обстоятельства…

— Н-да… — задумчиво сказал Меркулов. — Как говорил Ленин, «стена-то у вас есть, да стена гнилая. Ткни пальцем — и развалится». Гафурова, кстати, уже отстранили от следствия. В перспективе ему грозит большой «бадабум» за подтасовку фактов. И все это твоими стараниями.