Тень Сохатого

Он повернулся, чтобы идти, но Гафуров сказал ему в спину:

— Ласточкину не отвертеться. Я кое-что раскопал.

Турецкий остановился и обернулся:

— Что?

— Я говорю, Ласточкин влип. Интересный фактик: глава администрации закрытого города Лесной в Свердловской области незаконно предоставил «Юпитеру» налоговые льготы на сумму девять миллиардов рублей. Часть соглашений с администрацией города Лесной подписана Антоном Ласточкиным. Так что он влип.

— Это предположение или у тебя есть факты?

Гафуров самодовольно кивнул:

— Есть. Все есть. От этого он уже не отвертится.

Турецкий посмотрел Гафурову в глаза и сказал с легкой усмешкой:

— Что ж, если он виноват, то он ответит. Извини, у меня много дел.

Он отвернулся и зашагал по коридору.

— Только не лезь в мое дело, Турецкий! — крикнул ему вслед Гафуров. — Не наступай мне на пятки! Я этого не люблю!

— Ничего, полюбишь, — проворчал себе под нос Турецкий, но оборачиваться не стал.

Гафуров постоял, посмотрел ему вслед, затем пожал плечами, повернулся и пошел по своим делам.

Глава четвертая Разные судьбы

1. Телки

— Пятнадцать… Шестнадцать… Семнадцать… Восемнадцать… Девятнадцать… И… Давай, Геня, жми! Не позорь мою больную голову!.. Двадцать! — объявил Алик Риневич и пару раз хлопнул в ладоши, изображая бурные аплодисменты.

Боровский спрыгнул с турника на землю и, тяжело дыша, отошел в сторону, уступая место другому бойцу. Риневич подошел к нему и одобрительно похлопал по потной лопатке:

— Молодец, мужик. У меня больше восьми никак не получается.

— А больше и не надо, — хрипло выдохнул Боровский.

Алик покачал головой, окидывая взглядом плотную, мускулистую фигуру Боровского, и сказал:

— Не скажи. Бабы любят амбалов. Мне бы такие бицепсы, как у тебя, я бы пол-области перетрахал. Кстати, Геня, нынче делаем ноги.

Боровский вытер ладонью пот со лба и хмуро посмотрел на Алика:

— Опять в самоволку? Куда на этот раз?

— Да мы тут с ребятами прошерстили окрестности и нашли неподалеку клуб. Тут, в соседней деревне.

— И че там?

— Че, че! Телки! Одна другой лучше. И во-от с такими буферами. — Алик показал, с какими. — А рядом хата, где самогонкой можно разжиться.

— Опять напьешься, и башка с утра будет раскалываться, — неодобрительно сказал Геня. — Мало тебе того сотрясения? Тебя вообще должны были демобилизовать, а ты тут в Максима Перепелицу играешь.

Алик поморщился (он терпеть не мог, когда друг начинал его поучать):

— Да ладно тебе нудить. Не демобилизовали же, значит, все в порядке с башкой.

— Просто скандала не хотели, — сказал Боровский.

Алик махнул рукой:

— Че теперь-то об этом базарить? Все уже позади. Короче, ты идешь или нет?

Генрих подумал и ответил:

— Нет.

— Ну и дурак, — пригвоздил его Алик. И сердито добавил: — Сиди тут и дрочи, как старый пень. А мы с пацанами развлечемся как следует.

— Рядовой Риневич, к перекладине! — раздалась команда.

Алик вздохнул, тихо матюкнулся и медленно, вразвалочку двинулся к турнику.

А к Генриху подошел еще один приятель — невысокий, тощий и шустрый — по кличке Заноза. Заноза весело посмотрел на Генриха и спросил:

— Слышь, Боровский?

— Чего? — с неохотой отозвался Генрих. Этот мелкий, язвительный и болтливый парень был ему не по душе.

— Ты че, в натуре, с нами не идешь?

Генрих покачал головой:

— Нет.

— А че так?

— Не хочется.

— Чего? Баб? — съязвил Заноза. — А кого хочется?

Генрих метнул на него грозный взгляд, и Заноза примирительно поднял руки:

— Молчу, зёма, молчу. Уж и пошутить нельзя.

Заноза отошел, но еще некоторое время ехидно косился на Боровского.

Генрих сел на лавочку, рядом с Леней Розеном.

— В самоволку, что ли, зовут? — спросил Розен.

— Ну.

Леня внимательно посмотрел на Генриха.

— А ты? — спросил он.

— А я не собираюсь, — ответил Боровский.

— Ясно.

Некоторое время они молчали. Генрих незаметно поглядывал на Розена. Парень и впрямь был очень красив. Точеный профиль, нежная кожа, бархатистые глаза — прямо Ален Делон в молодости. Леонид перехватил взгляд Генриха, и тот поспешно отвел глаза. Теперь уже Розен разглядывал лицо Боровского. Это вывело Генриха из себя.

— Чего ты на меня так смотришь? — сурово спросил он.

Розен усмехнулся:

— Да так, ничего. Нравишься ты мне.

Боровский повернулся к Розену и сдвинул черные брови:

— В каком смысле?

— В прямом, — с прежней полуулыбкой, полуусмешкой ответил Леонид. — Как мужчина.

Боровский покраснел и торопливо оглянулся — не слышал ли кто признания Розена? Но рядом никого не было, бойцы сгрудились у турника. Леонид заметил беспокойство Боровского и сказал с какой-то непонятной печалью в голосе:

— Да ладно, Генрих, не напрягайся, я пошутил.

— А я и не напрягаюсь, — отозвался Боровский, стараясь придать своему голосу легкомысленный тон.

— Вот и молодец, — ответил Розен.

Несколько секунд они сидели молча, не глядя друг на друга. Обоим вдруг стало страшно неловко. И если преобладающим чувством Боровского был стыд, то Леня Розен чувствовал только боль.

Наконец он поднялся со скамьи, тихо произнес: «Так держать, Геня» — и, по-прежнему не глядя на Боровского, направился к остальным парням.