Тень Сохатого

— Ну, шкуру не сдерет, а с гонораром нагреет, — заметил на это Парша. — Слышь, Петруня, давай-ка накатим еще по одной, а то меня уже мутит от этого мудака.

— Ты какого это мудака имеешь в виду? — подозрительно прищурился на него Вован, по-прежнему держащий в руках биту.

Парша снисходительно усмехнулся:

— Да не тебя, успокойся. Баклана этого упрямого, вот кого. Рассказал бы, где прячет деньги, давно бы уже в кабаке гонорары обмывали. И ведь живучий же, падла! Этак мы с ним еще сутки здесь проторчим.

— Ага. Если менты раньше не нагрянут, — сказал Невлер, разливая по стаканам водку. — Вован, тебе накапать?

— Не, я в завязке.

— «Менты», — недовольно передразнил Парша. — Вечно ты каркаешь. — Он взял свой стакан, посмотрел сквозь него на лампочку и поморщился: — Опять волос в стакан натряс.

Невлер осклабил желтоватые зубы:

— Да ладно тебе. Волосы — не мандавошки, пить не западло. Давай за успех!

Они чокнулись гранеными стаканами и выпили.

Парша вытер рот рукавом кожанки, посмотрел на окровавленного мужчину. Потом поставил стакан на стол, встал и подошел к Вовану.

— Вовчик, дай-ка мне биту.

— Не дам, — упрямо ответил Вован.

Парша перевел на него осоловелый взгляд:

— Почему?

— Да знаю я тебя. У тебя, как лишнего выпьешь, сразу башню сносит. Ты его сейчас замочишь, а мне потом перед Ричардом отвечать.

— Здравствуй, мама, новый год! Почему тебе-то?

— Потому что Ричард меня главным назначил, — сурово сдвинув брови, напомнил Вован.

Парша насмешливо прищурил левый глаз:

— Когда это?

Вован вновь сплюнул на пол и ответил полным амбиций голосом:

— Ты че, Парша, в натуре, в уши долбишься? Да когда уходил! Так и сказал: «Вова главный. За все отвечает». Вот хоть у Петруся спроси! — Вован повернулся к Невлеру: — Петрусь, скажи, в натуре, так и было?

Невлер кивнул:

— В натуре, так и было.

Некоторое время Парша молчал, обиженно и мрачно поглядывая на приятелей. Затем, видимо смирившись, махнул рукой и сказал:

— Ладно, не дашь биту — не надо. Я с ним и так побазарю.

Он повернулся к окровавленному мужчине, долго смотрел на него, явно что-то соображая, потом криво усмехнулся и, не спуская глаз с мужчины, спросил:

— Слышь, Вован, а баба его где?

Вован хмыкнул:

— Там же, где была. В багажнике. Где ей еще-то быть? Ты ж сам ее туда запихивал. — Он наморщил лоб и вздохнул: — Зря мы вообще ее сюда притащили. Теперь возни в два раза больше будет.

Парша посмотрел на него красными от выпитого, белесыми и неподвижными, как у манекена, глазами:

— Дурак ты, Вован, а не главный. Вот телка нам и поможет этого фраера расколоть.

— Как это? — не понял Вован.

— А так. Тащите сюда эту шалаву. А я пока с бакланом этим переговорю. Дам ему последнее слово перед казнью.

— Какой еще казнью? — вновь не понял Вован.

— Да это он образно говорит, — объяснил ему со своего места Петруня. — Типа последний раз спросит, а если тот опять молчать будет, за бабу его возьмется.

— А-а, — протянул Вован. — Ну, так и че, тогда пошли за бабой?

— Пошли, — согласился Петруня, но со стула не встал.

Парша подошел к окровавленному мужчине, протянул руку и, брезгливо морщась, снял с его глаз пропитанную кровью повязку.

Вован аж охнул от неожиданности:

— Парша, ты че, опух? Он же рожи наши увидит.

Феликс Паршин по прозвищу Парша свирепо усмехнулся:

— Ниче, пусть смотрит. Ему уже видеть-то нечем. Шары совсем заплыли.

Окровавленный мужчина заерзал на стуле и попытался приоткрыть заплывшие от вспухших багровых гематом глаза. Щелки его глаз тускло сверкнули, как два лезвия, но тут же погасли снова. Парша засмеялся:

— Че, падла, боишься смотреть? Правильно боишься. — Он повернулся к приятелям: — Э, вы че сидите, а? Давайте чешите за бабой, я сказал. Сейчас я вам покажу, как надо толстосумов потрошить. Сейчас он, падла, все мне выложит.

Вован и Невлер, пошатывая и зевая, двинулись к стоящей в глубине гаража машине. А Парша вновь повернулся к окровавленному мужчине.

— Слышь ты… как тебя там… Глузман! Ты че, оглох? Ну-ка живо говори, сколько раз в неделю жену пялишь?

Окровавленный мужчина молчал. Глаза он по-прежнему не открывал.

— Поди разок или два? — продолжал глумиться Парша. — По субботам и воскресеньям, а? Знаю я таких, как ты. Сутками на фирме, а потом придешь с работы, залезешь на жену, дернешься пару раз — и на боковую. На хрен ты ей такой сдался, а? Ничего, я ей покажу, как шпилятся настоящие мужики. Посмотрим, как твоя жена подо мной орать будет.

Мужчина сделал над собой усилие и, постанывая от боли, открыл глаза.

— Вот и молодец! — похвалил его Парша. — Смотри в оба, дружок. Студент, который пялит жену миллионера, — такое не каждый день увидишь.

Бизнесмен разомкнул разбитые губы и очень тихо, но очень четко произнес:

— Не смей… Слышишь, не смей ее трогать… Ты, мразь…

Парша засмеялся:

— О! Вот и голос прорезался! А там, глядишь, и память вернется. — Он протянул руку и фамильярно потрепал окровавленного бизнесмена по волосам. — Не ссы, мужик. Все будет тип-топ. Ты только скажи нам, где брюлики прячешь, и мы живо от тебя отстанем.

Мужчина вновь разлепил губы и ответил хрипло, с большим трудом произнося слова: