— Александр Борисович, вы должны понять, я никого не обвиняю. Это всего лишь мои предположения.
— Я понимаю, — кивнул Турецкий. — Но каким образом все это могло отразиться на взаимоотношениях Боровского и Риневича? Ведь, исходя из ваших слов, получается, что они должны были сплотиться еще теснее перед лицом общей опасности. Опасности, исходящей от наших российских властей.
— Так-то оно так, но… — Ласточкин еще больше понизил голос. — Дело в том, что наше государство умеет действовать не только грубо и в лоб, оно умеет действовать тонко и умно. В тандеме Боровский — Риневич их больше всего не устраивал Боровский. Собственно, явная опасность для наших властителей исходила только от него. Последние месяцы Генрих Игоревич находился в открытой оппозиции Кремлю. Тогда как Риневич никогда против власти не выступал. Наоборот, он всегда давал понять, что он — лицо послушное и готовое прийти на помощь, если того потребует Кремль. Понимаете? Уверен, что Генриху это не нравилось.
— Думаете, между ними могли возникнуть разногласия на этой почве?
Ласточкин пожал плечами:
— Не знаю, как насчет разногласий, но они… — Антон Павлович показал пальцем на потолок, — …вполне могли на этом сыграть. Риневич был человеком чрезвычайно амбициозным. Мне кажется, он всегда втайне завидовал Боровскому. Тот был не только богаче Риневича, но и умнее, и интеллигентнее. К тому же… — Ласточкин замолчал, словно не решался заговорить о чем-то очень деликатном.
— Продолжайте, — властно потребовал Турецкий.
Ласточкин, немного смутившись, продолжил:
— У Боровского есть красавица жена. И мне кажется… повторяю, мне кажется, что Риневич был к ней неравнодушен. Свечку я ни над чьей постелью не держал, поэтому утверждать не берусь.
— Н-да, жена у Боровского действительно красивая, — признал Александр Борисович.
— Вы ее видели, да? — Ласточкин прикрыл глаза и с улыбкой покачал головой: — Это не женщина, это жар-птица! Риневич, помнится, так и говорил: «Ты, Геня, настоящий счастливчик — поймал жар-птицу. Но сумеешь ли ты ее удержать — вот в чем вопрос!»
— И что отвечал на это Боровский?
— Да ничего. А что он мог ответить? Мне кажется, ему слова Риневича льстили.
— Как вы думаете, жена Боровского могла изменить ему с Риневичем?
Во взгляде Антона Павловича мелькнула неприязнь.
— Александр Борисович, прошу вас, увольте меня от предположений на этот счет, — холодно ответил он. — Я и так рассказал вам больше, чем следовало. В том смысле, что из области фактов невольно перешел в область грязных слухов и домыслов. Больше мне нечего вам сказать.
— Уверены?
— На все сто.
После беседы с Ласточкиным Александр Борисович позвонил жене Боровского — Ляле. Однако ее телефон молчал.
Глава одиннадцатая
Тени из прошлого
Вечер выдался теплый. Машину Александр Борисович сдал в ремонт, поэтому ближайшие три дня ему предстояло передвигаться с работы и на работу исключительно на собственных ногах и с помощью общественного транспорта. Турецкого это не сильно огорчило. Он любил прогуливаться пешком: во время пешей прогулки в голову часто приходили интересные мысли. К тому же всегда была возможность зайти в магазин, купить бутылочку пива и выпить ее по дороге домой.
Однако в этот вечер Александру Борисовичу не суждено было насладиться одинокой раздумчивой прогулкой. Едва он вышел на улицу и отправился по Столешникову переулку в сторону Тверской, как к нему подошла молодая темноволосая женщина с симпатичным, однако несколько смущенным и растерянным личиком.
— Простите, вы ведь Турецкий?
Александр Борисович оглядел ее снизу доверху и лишь затем ответил:
— Да, я Турецкий. А с кем имею…
— Простите, что не захотела прийти к вам в кабинет, — не дала договорить ему незнакомка, нервно теребя в пальцах носовой платок, — поскольку ваше здание действует на меня угнетающе.
— Бывает, — отозвался Александр Борисович. — Простите, а откуда вы знаете, что я — Турецкий? Мы с вами встречались раньше?
Женщина улыбнулась:
— Нет, не встречались. Но я видела вас по телевизору. Вы давали интервью. Правда, все ваше интервью состояло из нескольких слов, но я вас хорошо запомнила.
Турецкий вспомнил, как с неделю назад у проходной Генпрокуратуры к нему пристали телевизионщики.
— Господин Турецкий, как продвигается расследование убийства бизнесмена Олега Риневича? И продвигается ли оно вообще? — прижав его к стене микрофоном, визгливо приставал журналист.
— Хорошо продвигается, — хмуро ответил Александр Борисович, чувствуя раздражение от одного только вида направленной на него видеокамеры.
— У вас уже есть версии, почему это произошло?
— Есть.
— Вы можете поделиться с нами?
— Только после окончания следствия, — отрезал Турецкий.
— А что, если…
— Извините, мне пора.
Еще некоторое время журналист бежал рядом с Турецким, но затем, не получая ответов на свои вопросы, отстал с выражением крайнего разочарования на лице.
При воспоминании об этом «интервью» Турецкий досадливо поморщился. Смазливая брюнетка протянула ему руку в тонкой лайковой перчатке.