— Не дури. По-твоему, она знала, что ее убьют? Тогда почему в милицию не отправилась? Следственная группа прочесала здесь все вдоль и поперек. И если было хоть что-то…
— Они могли не понять, что это послание.
— А ты, конечно, поймешь.
— Буду стараться. Так, начинаем. Твой шкаф, мой стол, твоя левая часть комнаты, моя правая. И перестань ворчать. Саке надо отрабатывать.
— А что искать-то?
— Понятия не имею. Все, что покажется интересным, странным или подозрительным.
— Странным… Да тут вся квартира ни на что не похожа. — Он подошел к стене и ткнул пальцем в надпись «Я знаю, кто ты», повторенную раз двадцать. — Вот это самое интересное. Ты как считаешь?
— Она знала своего убийцу. Эта мысль первой приходит в голову.
— Черт знает, что она имела в виду, — пожал он плечами.
Мы исправно перерыли шкаф, книжные полки, стол, осмотрели стены сверху донизу. Голова пухла от Светкиных глупостей, а толку не было никакого. Приходилось признать: мы только зря теряем время. Заварили кофе, передохнули. Ковалев смотрел на меня зверем, но терпел. От пыли я принялась чихать и уже готова была смириться с поражением. Встала посреди комнаты и сказала громко:
— Эй, помоги мне! Если ты слышишь, помоги мне!
Алексей Дмитриевич замер на диване, в лице недоумение пополам с беспокойством. Должно быть, решил, что я спятила. Я закрыла глаза и ждала. Терпеливо, сосредоточенно.
— Помоги мне, черт возьми…
Когда я открыла глаза, взгляд уперся в надпись: «Все дороги ведут наверх, к кладбищу. Пройди за мной мой путь, если хочешь вернуться». Еще в первый свой визит сюда я обратила внимание на эти строки. Но теперь, читая их, почувствовала холодок вдоль спины, и тут же точно кто-то шепнул мне в ухо: «Есть».
— В городе имеется кладбище, которое называли бы Верхним? — спросила я, повернувшись к Ковалеву. Вопрос риторический, это мой город, а Алексей Дмитриевич человек приезжий. Но он ответил:
— Ты сегодня была рядом с ним.
— Старое кладбище?
— Угу. Верхнее, или Старое.
— А почему Верхнее? Нижнее где?
— Нижнее за железкой, возле Никольской церкви.
— Нет там никакого кладбища.
— Точно. Там теперь парк. А раньше было, году в шестидесятом. Когда построили Клуб железнодорожников, его снесли. Тебя тогда в помине не было.
— Откуда знаешь? — спросила я с подозрением.
— В школу ходил побеседовать с ребятишками, попал на урок краеведения. Очень интересно.
— Участковый, тебе цены нет! — с чувством сказала я.
— Зачем тебе кладбище?
— Пока не знаю. Но внутренний голос рекомендует взглянуть.
— Я бы прежде съездил в общагу и на базу, показал фотографию нашего упыря. Вдруг это он мужичками интересовался?
— Гениально! — кивнула я. — Я тоже об этом подумала, но ты опередил. Однако на кладбище все равно стоит взглянуть.
Сначала мы отправились на базу, где работал погибший дальнобойщик. На сей раз я осталась сидеть в машине, а Ковалев пошел беседовать с людьми. Отсутствовал долго, но ничем не порадовал. Никто Авдотьева ранее здесь не видел. В общежитии то же самое. На приятеля Петрова, который его разыскивал, по словам соседа, он совершенно не похож. Тот был здоровяком и моложе.
— Остается кладбище, — загрустила я.
— Что там делать в это время? — все-таки разозлился Алексей Дмитриевич.
— Прогуляемся. Поговорим с людьми.
— С какими?
— Ну, откуда я знаю? Кого встретим, с тем и поговорим.
Мы оставили машину возле приюта. Асфальтовые дорожки разделяли кладбище на четыре части. Мы прошли сначала по одной, потом по другой. Тишина под вековыми деревьями завораживала, Ковалев успокоился, шаркал себе рядом и больше не спрашивал, зачем мы здесь. Я рассматривала таблички на памятниках и вроде бы чего-то ждала. Возможно, какого-то знака, но не отказалась бы от стрелки с надписью: «Разгадка там». Ковалев наверняка решил, что я продолжаю бродить здесь из упрямства, а я в самом деле чего-то ждала.
Асфальтовая дорожка оборвалась, от нее расходилось несколько тропинок, петлявших между заржавевших оград. Впереди кирпичная стена, до половины скрытая зарослями боярышника, а в стене пролом, который, как видно, был здесь уже давно. К нему вела хорошо утоптанная тропинка. Я направилась туда. Тропа вывела нас к гаражам. На пригорке, возле костерка, сидели три мужичка и ужинали. Их социальный статус был очевиден: бомжи. Заметив нас, они с полминуты разглядывали, как мы двигаем по тропе, затем вернулись к ужину, потеряв к нам всякий интерес.
— Девушка! — все-таки не удержался и подал голос тот, что сидел лицом ко мне. — Подайте, ради Христа, на хлебушек!
Я направилась к ним. Не знаю, что их потрясло больше: пятьдесят рублей, которые я дала просившему, или то, что я на корточках устроилась по соседству.
— Приятного аппетита, — сказала я. Ковалев хмурил брови рядом и молчал. — Я из газеты, журналистка. Газеты читаете?
— А как же, — серьезно ответил мужик.
— Тогда должны понимать, что помочь журналисту в его работе ваш первейший долг и обязанность.
— А чего надо-то? — забеспокоились мужики.