Тень стрелы

– О нет, нет, дорогая… Я без тебя как без рук… И потом, ты же мои глаза, Дондогдулам!.. Изволь остаться с нами… Мы будем говорить о важном, да, и ты, ты нам поможешь…

– Садитесь, господа, – жена владыки повела рукой, указывая на резные, со спинками из слоновой кости, старинные стулья, стоявшие вокруг маленького столика, инкрустированного яшмой и кусочками нефрита; на столике в вазочке лежали мандарины, на деревянном блюде мерцал сердоликами изюм, в стеклянных розетках стыл желтый мед, на подносе лежал длинный хворост из слоеного теста, и вино, да, и вино, бутылка роскошного французского «Перно» тоже возвышалась тут; и еще бутылка водки – не китайской, а русской, «Смирновки», в честь знатного русского гостя, генерала, освободившего Ургу и всю Монголию от ненавистных гаминов.

Унгерн и Доржи сели. Эхе-дагини всунула мужу в пальцы рюмку с водкой, цэрик, стоявший справа от трона, хлопнул в ладоши; дверь в тронный зал отворилась, показались двое прислужников, бросились к столу, ловко разлили по бокалам вино, воткнули в густой мед золоченые ложечки. Эхе-дагини высоко подняла бокал. Унгерн раздул ноздри, вдыхая аромат «Перно».

– За вашу великую победу, – торжественно сказала владетельная монголка и снова тонко, хищно улыбнулась. – Никогда не забуду, как вы похищали нас ночью и уносили, сквозь строй костров, на вершину Богдо-ула. Это было так страшно… и романтично. Такой мороз. И ночная тьма. И огни костров по склонам горы. И я в легкой лисьей шубке, укутанная в верблюжьи шкуры. Я чуть не отморозила себе нос. Звезда Цолмон стояла в зените. Незабываемо!

– Благодарю, Небесная Дагини, – Унгерн, не отрывая от женщины глаз, поднес бокал к губам. – Ваше здоровье! – Он выпил бокал залпом. Доржи еле прикоснулся к хрусталю губами. – И к делу, о небесноликий владыка. – Он резко обернулся к трону, разглядывал круглое, как блюдце, морщинистое, похожее на скомканную масленую тряпку лицо Богдо-гэгэна. – Времени нет на реверансы и экивоки. Я излагаю вам свою программу. Конкретную программу нужных действий. Во-первых, нам не избежать сейчас новой войны.

– Новой войны? – Брови Богдо-гэгэна, круглые и седые, как маленькие полумесяцы, поползли вверх. – Что великий ван имеет в виду?

– Я имею в виду Го Сун-лина, который с войском в три тысячи ушел на восток. Я имею в виду Чу Лицзяна, который со своими войсками находится уже где-то около русской границы, на севере. Чу Лицзян опасен. Он не будет играть с красными. Для Китая дело чести – восстановить утраченные права на несчастную Монголию, каковую он, как и множество знатных китайцев и китайских военачальников до него, считает провинцией. Гамины скрежещут зубами. Им жалко лакомый кусочек. Думаю, большого кровопролитного сражения нам не избежать. Я хочу, чтобы вы, светлейший, были к этому готовы. А распоряжаться, – он усмехнулся углом рта, сжал в худых пальцах ножку пустого бокала, – распоряжаться военными действиями буду я. Я один.

Эхе-дагини глядела узкими глазами, улыбалась. Улыбка застыла на ее лице розовой подковкой. Челюсть Богдо-гэгэна задрожала. Казалось, он хочет и не может заплакать.

– Значит… значит… значит…

– Значит – война. Чу Лицзян явно пойдет на Ургу. И явно будет думать, что я, выдохшийся при взятии Урги, расслабившийся здесь, в столице, опьяненный победой, потерявший солдат, не смогу достойно сопротивляться. Да, численно силы Лицзяна и мои несоизмеримы! – Он вскинул по-птичьи голову. Светлый ежик стриженых волос блеснул в свете масляных старинных лампад, горевших там и сям по стенам тронного зала Зимней резиденции. – Но я дам ему бой! Я всех поставлю под ружье! Я покажу вам всем, монголам, что такое битва за святое! Хотя бы для этого мне пришлось вооружить всех своих воинов не ружьями и винтовками, не пулеметами «максим», а луком и стрелами!

Подбородок Богдо-гэгэна все еще трясся. Наконец он разжал рот.

– Вы… вы хотите дать сражение китайцам?.. Когда?.. Где?..

– Все будет зависеть от того, когда и где появится Лицзян, – быстро, надменно-ледяно сказал Унгерн. Поставил бокал на стол со стуком, и Эхе-дагини вздрогнула и нервно натянула на руку черную кружевную перчатку. Она, продолжая глядеть то на барона, то на царственного мужа, поддела ложечкой топазовый бурятский мед с саянских пасек. – А он может появиться, как вы сами понимаете, в любом месте и в любое время. Я намерен разбить его наголову, где бы он ни возник. Хотя, черт побери, из моей Дивизии то и дело исчезают люди. И я не знаю, куда они исчезают. Их трупы не находят. Погоня, снаряженная за ними, возвращается бесславно. Исчезают мои люди. Но я дам бой Лицзяну. Я снова дам неравный бой. Я взял Ургу с численным перевесом войск противника – я разобью Лицзяна с горсткой тех, кто идет за Азию и веру!