Тень суккуба

— Это была правда, — твердо сказала я, словно это могло что-то изменить.

— Даже если и так, — возразил Первый, — это ничего не значит. Ты же сама видела. Тебя здесь никто не сможет найти.

— Может, это была ложь, а остальное — правда. Вы специально так все подстроили. Они узнали, где я нахожусь, но вы не хотели показывать мне, что они придумали, чтобы спасти меня. Они проведут этот ритуал.

— У них ничего не выйдет. Ничто не сможет вырвать твою душу отсюда.

— Ошибаетесь.

Я плохо понимала, что говорю. Казалось, все мое естество разрывается пополам, мне не оставалось ничего, кроме как продолжать спорить с ними.

— Ты наивна. Так было всегда. Низшие бессмертные сохраняют эту слабость с тех времен, когда, были смертными, а ты вообще — особый случай. Нашей матери почти удалось воспользоваться твоей слабостью и вырваться на свободу от ангелов. Но теперь час твоего падения близок.

— В смысле — почти удалось?

Онейриды обменялись довольными взглядами.

— Твой сон, — объяснил Второй. — Твоя фантазия. То, что она пообещала показать, если ты освободишь ее. Тебе так сильно хотелось поверить в это, что ты почти сдалась.

На секунду я перестала видеть не только онейридов, но и постоянно окружавшую меня тьму. Я оказалась во сне, который создали не онейриды, а я сама. Раз за разом Никта посылала мне видения будущего. В них у меня был дом и ребенок. И мужчина. Мужчина, которого я любила, но никак не могла разглядеть его лицо. Никта так и не показала, чем закончился этот сон. Я так и не узнала, кто же этот мужчина.

— Вы просто куски дерьма, — сказала я. — Вы же сами говорите, что Никта показывает правду — настоящее будущее. Но как этот сон может быть правдой, если мне суждено остаться здесь навечно? Что-то из этого должно быть ложью.

— Будущее все время меняется, — возразил Первый. — Тот сон был правдой, когда она показала его тебе. А теперь твой путь изменился.

— Ой да ладно! Какой тогда смысл показывать будущее, если оно все время меняется? Это не правда и не ложь, просто догадка. Я никогда ей не верила. То, что она показывала мне, невозможно — даже если бы я сейчас находилась в более приятной компании, чем ваша.

— Ты никогда не узнаешь, было ли это возможно, — мрачно заявил Второй, но тут же исправился — то есть это было возможно, но теперь ты будешь жить с осознанием того, что лишилась такого будущего.

— Нельзя лишить меня того, чего никогда не было! — заорала я. — У суккубов не бывает детей! У меня не могло быть такой жизни!

Но кое-чего я им не сказала. В том сне была одна забавная деталь — две кошки. Тогда у меня была всего одна — Обри. Вскоре после этого я нашла Годиву, как две капли воды похожую на вторую кошку из сна. Совпадение? Или тогда я и правда была близка к осуществлению мечты, а теперь ей никогда не суждено сбыться? Онейриды, как всегда, прочитали мои мысли.

— Хочешь увидеть его? — спросил Первый.

— Кого — его?

— Мужчину, — подхватил Второй, — мужчину из твоих снов.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Не успела я открыть рот, как провалилась в новый сон.

Я оказалась на кухне. В этом сне я одновременно чувствовала себя и наблюдала за собой со стороны. Кухня была современная, ярко освещенная, гораздо больше, чем надо женщине, которая не умеет готовить. Я стояла у раковины, руки по локоть в мыльной пене, пахнущей апельсином. Я мыла тарелки, причем не очень-то хорошо, но чувствовала себя счастливой и даже не замечала этого. На полу лежали части посудомоечной машины — теперь понятно, почему мне приходится мыть посуду вручную.

Из комнаты доносились звуки «Sweet Home Alabama» [12], я мыла посуду и тихонько подпевала. Меня наполняла радость, сначала я даже растерялась, настолько забытым было это ощущение после всего, что со мной приключилось, особенно после похищения онейридами. Пропев еще несколько строчек, я поставила мокрую чашку рядом с раковиной и обернулась, чтобы заглянуть в гостиную.

Там, на одеяле, в окружении мягких игрушек, сидела маленькая девочка лет двух. Она обнимала плюшевого жирафа, который гремел, когда она трясла его. Как будто почувствовав мой взгляд, она оторвалась от игрушек и посмотрела мне прямо в глаза.

Ее щечки еще не потеряли младенческой пухлости. Светло-каштановые локоны обрамляли личико с большими карими глазами и темными пушистыми ресницами. Она была просто прелесть. За ней на диване клубочком свернулась Обри, а рядом лежала Годива.

Девочка радостно улыбнулась, и на одной щечке появилась крошечная ямочка. Меня захлестнуло волной любви и радости, мое настоящее измученное «я» с трудом смогло выдержать такой ураган чувств. Как и в первый раз, когда мне приснился этот сон, я точно, абсолютно точно знала, что эта девочка — моя дочь.

Потом я вернулась к мытью тарелок, хотя мне ужасно хотелось пойти в гостиную. Чертовы заботы по хозяйству. И сновиденная, и реальная «я» хотели только одного — быть рядом с этим ребенком. Впитывать каждую ее черточку, смотреть на нее вечно, на ее глазки и длинные ресницы, на эти пушистые кудряшки.