Тень Тибета

На голове и теле его ещё выделялись синяки, глубокие царапины и красные полосы от ударов плетьми. Мастер был сбит с толку и невнятно пробормотал:

– Куда же мы уедем?

– На север. Ведь ты рассказывал... Давно хотел вернуться на свою родину...

Одноногий отвёл глаза.

– Конечно, конечно, – забормотал он. – Подожди. – Он неуклюже заспешил к землянке, быстро вернулся с высохшей ячменной лепёшкой и тёплой проваренной рыбой, сунул еду в руки приёмного сына. – Лицо его болезненно сморщилось от необходимости говорить ложные слова. – Подрасти немного. Окрепни...

Он избегал прямого ответа и мучился этим. Удача и сам понимал, что просил невозможного. Он встал на ноги, с холодной ясностью устыдившись и того, что сбежал, и того, что за свою слабость попытался заставить расплачиваться единственного близкого человека, который сам нуждался в его заботе.

– Прости, дядя, – спокойно сказал он. – Я пошутил. Проезжал со срочным поручением. Захотелось тебя повидать.

Запрыгнув в седло жеребца, он стал разворачивать его обратно.

– Куда ты? – неуверенно воскликнул ему в спину Одноногий.

Но не получил ответа. А пока смотрел ему вслед, ссутулился от тяжести необъяснимой вины.

5. Воинственная гордость

Все десять сообщников ватаги Джучи напоминали стаю юных шакалов, повсюду рыщущих в иссушенной жарой степи в поисках добычи, которую потеряли из виду. Они приостанавливали взмыленных от скачки лошадей, обеспокоено вытягивались в сёдлах, осматривались, высматривали подозрительные места, где могло оказаться укрытие. За низким холмом показалась рогатая голова внезапно помчавшегося мускусного оленя, тут же исчезла. Это привлекло внимание одного из преследователей.

– Он всегда удирает туда, – указал он рукой в ту сторону.

Иных предложений не последовало, и, по примеру Джучи, они с взвизгами сорвались всей стаей, понеслись к холму. Вскоре они мчались по его протяжённому склону, поднимая над щетиной травы облачка пыли.

Удача приподнялся на локте, пронаблюдал за ними. Он и притихший жеребец лежали за валуном в выемке, оставленной пересохшей лужей. Жёсткие стебли густого разнотравья окаймляли выемку, помогли им оказаться невидимыми для преследователей. Едва первые из них перевалили за гребень холма, он вскочил, поднял коня, и через мгновение они понеслись по свежим следам, на которые продолжала медленно оседать серая степная пыль, и вскоре были на вершине.

С верхнего перевала холма хорошо просматривалась часть побуревшей к разгару лета долины, на которой повсюду торчали, где кучно, а где по отдельности, чахлые и с короткими листьями кустарники. Удача ударил пятками по бокам жеребца, дёрнул удила и коршуном ринулся вдогонку последнему из тех, кто его выслеживал и выискивал. Вся шайка беспечно отвлеклась новым развлечением, гнала молодого самца оленя, беспорядочно растянувшись позади скачущего первым Джучи. Они потеряли бдительность, и Удаче это было на руку. Кратчайшим путём настигнув отставшего члена шайки, он подхватил его за ступню и столкнул, опрокинул с седла. Тот свалился на щетину травы с испуганным выкриком тревоги, однако не был услышан увлечёнными погоней за животным сообщниками. Нагнав следующего, Удача со всей силой огрел его плетью по оголенной шее и сразу же стал заворачивать бег коня, направляя его по широкой дуге к дальнему крылу пригорка.

Это было уже третье удачное нападение за день, и он был уверен, что снова ускользнёт от разъярённой, вынужденной прервать охоту на оленя своры преследователей. Пока они кричали друг другу и с проклятиями нестройно разворачивались, он успевал оторваться от них, с лёгким сердцем направлялся к очередному укрытию, которое при удобном случае могло превратиться в засаду.

За месяц он стал их головной болью, как овод нападал и наносил болезненные укусы зазевавшимся. Тщательно изучив долину, запоминая всё, что способно стать укрытием, он каждый полдень, как одинокий тигр, подбирался к юртам, за ближайшими пригорками и холмами поджидал окончания занятий. Потом выслеживал, куда отправлялись джучины сообщники. Стоило его врагам отвлечься на охоте или на рыбалке, как он их наказывал. Стоило им попасться на его уловку и погнаться за ним, он пропадал, потом неожиданно налетал, жалил одного или двоих и ускользал. Он сравнялся с лучшими из них в искусстве верховой езды, и приучил их удаляться от стойбища только отрядами, в постоянном ожидании нападения.