Тень Торквемады

После сытного обеда разомлевшие бояре московского князя отправились отдыхать, а сам Юрий Даниилович уединился с посадником в небольшой комнатушке, по размерам больше похожей на монашескую келью, нежели на присутственное место. Только обставлена она была гораздо богаче – обитые дорогой парчой мягкие табуреты, ковры на полу, оконце из разноцветного стекла, резной поставец для дорогой посуды, а в углу, перед иконой святителя Николая Мирликийского Чудотворца, в богатом окладе с драгоценными каменьями, горела золоченая лампадка.

Князь догадался, что эта «келья» была выбрана посадником для переговоров не случайно. Две дубовые двери с небольшими сенцами между ними исключали возможность подслушать разговор.

– Совсем стало худо нам под князем Тверским, – жаловался посадник Юрию Данииловичу. – Зело прожорлив, ненасытен и злобен – аки лев рыкающий. И некому заступиться за нас. Хотим пойти под твою руку, задружить с Москвой.

– А все ли в этом единодушны? – вопрошал князь, внимательно наблюдая за посадником.

Юрий Мишинич поскучнел.

– Увы, люд наш (в том числе и некоторые бояре) своенравен, недальновиден, а то и глуп, – с досадой ответил посадник, но тут же поторопился добавить: – Но ежели пришлешь к нам своего наместника с большой дружиной, то вече даст свое согласие, чтобы ты стал нашим правителем и защитником.

«Где же мне взять дружинников еще и для защиты Новгорода от происков князя Тверского? – с тоской подумал Юрий Даниилович. – Тут хотя бы Переяславль не потерять. Хорошо, хана Тохту удалось задобрить, а то не сносить бы мне головы за самоуправство. Михаил уже жаловался в Орду…»

– Мы и договор составили, – по-своему истолковал посадник молчание князя. – Вот, гляди, читай. Ежели с чем-то не согласен, скажи, подправим…

А мысленно добавил: «Если только эти правки не будут касаться наших вольностей…»

Юрий Даниилович взял в руки пергаментный свиток и начал читать:

«Благословение от владыки, поклон от посадника и от тысяцкого, и от всех старших, и от всех меньших, и от всего Новагорода господину князю великому Юрью. На сем, господин, Новагород крест целует. Княжение твое честно держать по пошлине, без обид…»

Князь не был большим грамотеем, поэтому читал медленно, и посадник весь извелся в ожидании:

«…Ни с Бежицы, княже, людей не выводить в свою волость, ни из иных волостей новгородских, ни грамот им давать, ни закладные принимать – ни княгине твоей, ни боярам твоим, ни слугам твоим: ни смерда, ни купчины».

Князь недовольно поморщился, но тут же лицо его стало невозмутимым и бесстрастным. Как обычно, новгородцы желали многого, а платить за это намеревались малой кровью.

«…А в Немецком дворе тебе, княже, торговать через нашу братию; и двора тебе не затворять, и приставов не приставлять. А гостям нашим гостить по Суздальской земле без рубежа. А суд рядить тебе на Петров день согласно старому обычаю. А гнева ты, княже, до Новагорода не держи – ни до одного человека. А в Новагородской волости тебе, княже, и твоим судиям не судить. И самосуда не замышлять. Ни старосту, ни холопа, ни робы без господаря твоим судиям не судить…».

Прочитав, князь задумался. Договор договором, а жизнь всегда вносит свои поправки, и никто князю не указ в том, как управлять подвластными ему землями, как и кого судить-рядить. Сила Новгорода и его деньги нужны были Юрию Данииловичу позарез. Но он понимал, что этот кусок чересчур большой для него, в горле застрянет. Пока хан Тохта жив (чтоб он побыстрее издох, нехристь!), ему в Новгороде не править.

То, что они с князем Михаилом Тверским затеяли усобицу, хана особо не волновало. Он не терпел лишь ослушников его приказов и нарушение Великой Ясы – сборника монгольских законов, составленного Чингисханом. Юрий Даниилович хорошо запомнил случай с русским ратником, который пленил мятежного темника Ногая.

Темник Ногай, правитель западных областей Орды – причерноморских степей и северного Крыма, попытался сбросить власть золотоордынских ханов и стал фактически независимым государем. Опирался Ногай в основном на половцев. К тому же, нуждаясь в поддержке на Руси, он договорился о союзе с Дмитрием Александровичем, князем Переяславля. В итоге честолюбивый темник достиг больших успехов, контролируя ханов Орды и проводя политику по собственному усмотрению. Так продолжалось до тех пор, пока энергичный хан Тохта не договорился, в свою очередь, о союзе с Андреем Александровичем, князем Городецким, войска которого пришли ему на помощь.

В 1299 году в решающей битве волжские татары, поддержанные русским войском, а также сибирскими и среднеазиатскими татарами Синей и Белой Орды, одержали верх. Сам Ногай попал в плен. Пленил грозного темника русский ратник. Но он не отвел пленника к хану, а отрезал ему голову, которую и принес Тохте. Поступок был с точки зрения военной монгольской этики неприличным – темника Ногая полагалось казнить, как преступника, по ханскому приговору, а вовсе не убивать самосудом как простого пленника. И Тохта, вместо ожидаемой русским ратником награды, велел отрубить ему голову.