Тень Травы

Проснулся он рывком, как кто в спину толкнул, и открывшимся глазам предстала дикая картина: Алеан, склонившись над обезьяной, быстро режет верёвки. А тишина стоит такая, что… Да он же её сейчас…

…Как болит шея! Господи! Берг едва не придушил меня. Лучше бы придушил. Лучше умереть, чем… Я же… Я… Господи!

Хайджелл лежал на своём спальном мешке, свернувшись калачиком. Спрятанные между колен ладони жгло огнём там, где их коснулась кровь Алеана. Было очень страшно. Не от того, что ненавидящий взгляд Берга преследовал везде – никуда не спрячешься – а от того, что скоро придёт ночь, а вместе с ней – кошмары. Значит, лучше не спать.

Кто-то разговаривает. Похоже, Виктор и Алекс.

– …Совсем крыша поехала. Стонет во сне, шипит, как обезьяны местные, говорит что-то.

– Ал, ставлю что угодно, он стрелял в обезьяну и… Сам знаешь, какой из него стрелок.

– Глупо умирать вот так, в глуши.

– Да мы все тут подохнем, понимаешь? Уже вторые сутки ходим кругами в компании трупа, психа и неудавшегося убийцы.

– Иди к чёрту, я не стану вместо тебя дежурить! А если боишься штаны намочить, так будни Алеана для компании, – сказал Виктор и завозился, укладываясь спать.

Алекс выругался, швырнул в костёр сучьев, подняв рой горящего пепла. Огонь взревел и ринулся ввысь, стремясь догнать разлетевшиеся искры, но не смог; чтобы подняться выше, нужна была ещё пища. Рука Доу потянулась было к куче хвороста и опустилась: до рассвета было далеко, а дров – мало. Однако не прошло и двух часов, как, несмотря на страхи, Алекс уснул, свесив голову на грудь.

Всё это время Хайджелл ждал. Ему нужно было… Он был просто обязан проверить, что виденное им прошлой ночью не сон. Ему привиделось, что вместо Алеана в спальном мешке лежит тело тахеанца, убитого два дня назад. Почти бесшумно Фитт преодолел несколько метров ползком и замер. Рядом с телом брата, беспокойно вздрагивая, спал Берг. Главное – не разбудить его. Хайджеллу достаточно было увидеть хотя бы часть лица, но замок спального мешка никак не хотел поддаваться. Чёрт… Руки предательски дрожали. Ему никогда не было ТАК страшно. Фитт зажмурился и глубоко вздохнул – помогло. Страх отступил. Было тихо.

Неестественно тихо.

На границе освещённой костром площадки что-то шевельнулось.

Тень.

Тень Травы.

Не смотри в глаза Уходящему, его Тень…

Это, наверное, очень страшно – никогда не родиться снова…

Хайджелл, дрожа всем телом, отполз от мёртвого и прижался к земле. Глаза, упрямо не желающие закрываться, смотрели в сторону неясного движения. На границе света и тени появилась тахеанка. Мягко, по-кошачьи, она подошла к спальному мешку, присела на корточки, легко расстегнула молнию и, склонившись над белым, как мел, лицом, что-то зашептала.

И тут чья-то ловкая рука пырнула ножом в пузырь тишины, накрывший лагерь, и в образовавшуюся дыру хлынули звуки: бешеный стрёкот насекомых, хлёсткие, как выстрелы, крики ночных птиц, тревожный шум деревьев… И никто, никто, кроме него, не слышал всего этого. Трава под Хайджеллом зашевелилась, пытаясь освободиться. Налетевший ветер разметал языки огня, рождая причудливые тени… Веки Алеана вздрогнули.

…Приветствую тебя…

Фитт сжал голову руками, словно это могло выдавить из неё чужой голос.

…Дитя Леса, Отражение Вечерней Луны…

Тени, попирая все законы физики, метнули длинные пальцы к странно немёртвому телу, которое, втягивая призрачные ленты, стало неуловимо меняться: лицо стало шире, заострились уши и подбородок, волосы посветлели, кожа странно зазолотилась, словно присыпанная светящейся пудрой… Алеан сел.

Нет, не Алеан.

Тахеанка, призывно зашептав, вскочила и побежала к лесу. Ловко освободившись от одежды тот, что прежде был Алеаном, сделал несколько шагов вслед за своей подругой, обернулся – золотыми искрами блеснули огромные кошачьи глаза – шепнул что-то и нырнул в темноту.

Шатаясь, Хайджелл поднялся и вышел из своего укрытия. Руки больше не жгло, но в затылке занозой сидел ледяной шип, путая мысли. Фитт провел ладонью по липкому от пота лбу и замер – глаза Берга были открыты и смотрели прямо на него.

Днём спустя отряд вышел к исследовательской базе. Всю дорогу о случившемся не было сказано ни слова, и Бережному с Доу пришлось изрядно поломать голову над тем, почему Берг оставил идею убить Рыжего Фитта и с особым зверством расколотил о первое попавшееся дерево своё ружьё.