Тень твоей улыбки

– Она улучила момент и влепила мне оплеуху. Пакет выпал у нее из рук.

«Пусть они знают, сколько я тогда выпил, – решил Питер. – Надо сказать им прямо сейчас».

– Кто поднял пакет? – спросил Такер.

– Должно быть, она. Вы ведь не думаете, что Рене Картер оставила бы на улице сто тысяч долларов. Честно говоря, я был так удручен из-за снятия моей постановки, из-за неоплаченных счетов, которые все накапливались, а еще из-за предстоящей встречи с Рене, что пил весь день в офисе. Я пришел в тот бар первым и, пока ждал ее, выпил еще два двойных скотча. Когда я побежал за ней, то едва не отключился. Припоминаю, что сказал ей какую-то гадость, а потом ушел. Это все, что я помню. Проснулся я в своем офисе вчера днем.

– Вы так и оставили ее на улице?

– Припоминаю, что да. Она наклонилась за сумкой. Я почувствовал, что меня сейчас вывернет, и заспешил прочь.

– Ах, теперь вы точно припоминаете, что она наклонилась за сумкой. Это весьма важная информация, мистер Гэннон, – саркастически произнес Такер. – Я заметил у вас на лице царапину. Откуда она?

– Рене поцарапала, когда ударила по щеке.

– И вы это помните?

– Да.

Такер поднялся.

– Вы не против, если мы возьмем образец вашей ДНК? Это всего лишь мазок из полости рта. У нас с собой есть лабораторный комплект. Мы не вправе заставлять вас сделать анализ сейчас, но в случае вашего отказа мы представим постановление суда, и вам придется подчиниться.

«Они думают, это я ее убил», – подумал Питер. Охваченный паникой, он все же попытался придать голосу твердость.

– Безусловно, давайте сделаем сейчас. У меня нет причин отказываться. У нас с Рене вышла ссора. Я ее не убивал.

На Такера это, похоже, не подействовало.

– Мистер Гэннон, где та одежда, которая была на вас во вторник вечером?

– В ванной комнате в моем офисе. Я всегда держу там смену одежды. Когда вчера я проснулся там на диване, то принял душ и переоделся. В шкафу висят темно-синий пиджак и коричневые брюки. Белье и носки в корзине в ванной. Дома я ношу темно-коричневые мокасины.

– Вы говорите о своем офисе на Западной Сорок седьмой улице?

– Да. Это мой единственный офис.

– Очень хорошо, мистер Гэннон. Мы требуем, чтобы вы немедленно освободили эту квартиру. Пока мы не оформим ордер на обыск этого помещения, у двери будет дежурить офицер полиции. У вас есть автомобиль?

– Да. Черный «БМВ». Он стоит в гараже при этом здании.

– Когда вы в последний раз на нем ездили?

– Кажется, в прошлый понедельник.

– Кажется?

– Просто я не знаю, садился ли за руль после того, как расстался с Рене. Честно говоря, я думал, что мог быть за рулем, а вы пришли ко мне по поводу какой-нибудь аварии.

– Мы получим также ордер на обыск вашей машины, – решительно произнес Такер. – Вам придется прийти в участок и сделать официальное заявление на основе всего того, что вы нам рассказали. Это не означает, что вы арестованы. Тем не менее мы считаем, что вы могли быть заинтересованы в смерти Рене Картер.

Питер Гэннон осознал, что борется за свою жизнь. Все, что случилось раньше, все финансовые проблемы и провалы на Бродвее не шли в сравнение с тем, что происходило с ним в этот момент. «Я жутко злился на нее, – подумал он. – Я был разгневан и раздосадован. Неужели я ее убил? Боже правый, неужели убил?»

Он посмотрел прямо в глаза Такеру.

– Можете взять у меня анализ ДНК. Тем не менее я не собираюсь больше вам помогать. Я не стану отвечать на вопросы или подписывать любые заявления, пока не проконсультируюсь у адвоката.

– Отлично. Я уже сказал вам, что вы пока не арестованы. Мы скоро с вами свяжемся.

– В какой больнице моя дочь?

– В больнице Гринвич-Виллидж, но вам не разрешат ее навестить, так что не пытайтесь.

Через десять минут, позволив взять у себя пробу ДНК, Питер Гэннон вышел из дома. Собирался дождь. Голова у него раскалывалась, он был близок к отчаянию. «Помоги мне, Господи, пожалуйста, помоги, – молился он, – я просто не знаю, что делать».

Совершенно сломленный, он бесцельно брел по кварталу. «Куда мне идти? – уныло думал он. – Что делать?»

46

Райан Дженнер не хотел признаваться себе в том, как сильно был раздосадован явным раздражением Моники из-за возможных сплетен о них в больнице. А то, что ее секретарша занесла в его кабинет медкарту Майкла О’Кифа без всякой записки от Моники, явно говорило о том, что доктор Фаррел не хочет с ним общаться.

«Я знаю, ее не было в кабинете вчера вечером, потому что она задержалась в палате интенсивной терапии с ребенком Картер, – думал он в пятницу днем по окончании последней операции, зайдя в больничный кафетерий, чтобы выпить чая. – А потом по дороге домой ее едва не сбил автобус…»

Мысль о том, что Моника могла умереть, заставила его содрогнуться. Одна из операционных медсестер пересказала ему услышанное по радио интервью с пожилой женщиной, свидетельницей происшествия. Та клялась, что доктора Фаррел толкнули. «У меня волосы на голове дыбом встали, – призналась медсестра, – когда дама рассказывала, будто ей показалось, что колеса автобуса наезжают на доктора Фаррел».