Тень твоей улыбки

Скотт допил кофе, поставил чашку в раковину и навел порядок на кухне. «Забавно, — мелькнуло у него в голове. — В этом мы с Джой тоже расходились. Я не похож на Феликса Унгера,[10] но предпочитаю, чтобы в доме был порядок. Входя в квартиру, Джой всегда бросала то, что несла в руках, на ближайший стул или стол. Помню, я сомневался, висело ли ее пальто хоть иногда в шкафу».

А вот в квартире Моники все лежит на своих местах, вспомнил он.

Он пошел в небольшую комнату, служившую ему кабинетом, включил компьютер и начал поиск информации о докторе Клейтоне Хэдли. Просматривая пространные упоминания, он наткнулся на одно, заставившее его тихо присвистнуть. Хэдли состоял в правлении фонда Гэннона!

Моника говорила, что, как следует из слов доктора Хэдли, вскоре после ее звонка Оливии Морроу Хэдли зашел в квартиру проведать старую женщину. Совпадение? «Возможно, — думал Скотт. — Моника и впрямь говорила, что у Морроу был очень слабый голос». Тем не менее что-то подтолкнуло Скотта немедленно позвонить Хэдли. Если он был личным врачом Оливии Морроу, то должен знать о ее происхождении, подумал он, подходя к телефону.

Когда его соединили с Хэдли, ему, как опытному адвокату, стало очевидно, что доктор уклоняется от ответов на его вопросы и все утверждения Хэдли о якобы полном неведении относительно происхождения Оливии Морроу — явная ложь.

«Зря я насторожил его, пообещав найти связь между Оливией Морроу и фондом Гэннона, — повесив трубку, упрекнул себя Скотт. — Может быть, когда-нибудь я научусь сдерживаться и выжидать время. Этот звонок был такой же необдуманной глупостью, как и тот случай, когда я перепугал Монику, вышедшую из дома… Остынь, — сказал он себе. — Остынь».

Крайне недовольный собой, он решил прогуляться к дому Шваба и поговорить с обслуживающим персоналом, в особенности с теми, кто проработал в здании долгие годы.

Придя туда, он дождался, пока уменьшится поток входящих и выходящих людей, и заговорил со швейцаром. Тот охотно рассказал Скотту немногое, что знал. Миз Морроу была приятной, спокойной леди, всегда такой изящной и вежливой, всегда благодарила, когда он открывал перед ней дверь, всегда была щедрой на Рождество. Ему будет ее недоставать.

— Часто она выходила? — спросил Скотт.

— За последние полгода, во всяком случае, когда я провожал ее до такси, она ездила только к врачу, парикмахеру или в церковь по воскресеньям. Мы шутили на эту тему.

Не слишком обнадеживающе, подумал Скотт, входя внутрь и останавливаясь у стойки консьержа. Он представился поверенным, не сомневаясь, что у консьержа сложится впечатление, что он поверенный Морроу.

— Я знаю, она жила здесь много лет и хотела быть уверенной, что близким людям сообщат о ее кончине, — объяснил он.

— У нее было не много знакомых, — сообщил консьерж. — Одна дама на восемнадцатом этаже ездила с ней в театр, но несколько лет назад она умерла. Всем было очевидно, что у миз Морроу очень слабое здоровье и что она почти не выходит.

Уже собравшись уходить, Скотт задал еще один вопрос:

— Миз Морроу держала в вашем гараже машину?

— Да. Как я понял, она недавно перестала ездить за рулем. Если она не нанимала такси для поездки по городу, то пользовалась услугами шофера, который возил ее в собственной машине. Во вторник она выезжала на несколько часов.

— Прошлый вторник? Вы хотите сказать, накануне смерти? — воскликнул Скотт. — Долго она отсутствовала?

— С обеда до вечера.

— Вы знаете, куда она ездила?

— Нет, но у меня есть номер этого транспортного агентства. Им пользуются многие наши жильцы. — Консьерж полез в ящик и, вынув несколько визиток, просмотрел их. — Вот, — сказал он. — Можете взять себе, у меня их несколько.

Транспортное агентство располагалось всего в нескольких кварталах. Скотт решил пойти туда. Он давно понял, что гораздо лучше узнавать что-то в личной беседе, чем по телефону.

Тучи, начавшие собираться, пока он шел к дому Шваба, все больше сгущались и темнели. Боясь попасть под ливень, он ускорил шаг. «Что могло заставить очень больную женщину на несколько часов уехать из дома?» — недоумевал он. Неделей раньше Оливия Морроу рассказала водителю, ребенок которого был пациентом Моники, что знала бабку Моники. Почему она дожидалась звонка Моники, чтобы ей об этом поведать, сказав в придачу, что знала не только бабку, но и деда? Если она понимала, что умирает, то почему не сделала этого раньше? Посетила ли Оливия Морроу кого-то, кто тоже знал правду, в тот последний день своей жизни?

Все эти вопросы проносились в голове Скотта, но ничто в его подсознании не подсказало ему, что своим звонком Клейтону Хэдли он подписал себе смертный приговор и что процесс его устранения запущен.

45

Чувствуя, как пересохло в горле, Питер Гэннон пригласил детективов Барри Такера и Денниса Флинна в гостиную. «Зачем они здесь? — недоумевал он. — Неужели я сотворил какую-то глупость, пока был в отключке? Кажется, я не садился за руль. Господи, надеюсь, я ни на кого не наехал!»