Тень убийцы. Охота профайлера ФБР на серийного убийцу-расиста

Помимо прочего, этот отрывок говорит нам, что он работает, строго придерживаясь своей собственной системы убеждений и считая ее выше установленного закона. Это он решает, кто невиновен и кто виноват и каковы должны быть правила общества.

На случай неудачи с судьей у него был запасной план: «Я только что подорвал еврейскую синагогу в Чаттануге, Теннесси, вы знаете, и еще еврейский дом там же [похоже, он имел в виду дом раввина]… У меня было припасено пять или шесть шашек динамита и несколько капсюль-детонаторов номер восемь, я собирался заложить бомбу под его машину и подорвать ее, когда он сядет, если не получится застрелить».

Вместо этого, по его словам, он отправился к суд – взглянуть на Симонсона, чтобы не ошибиться, придя к нему домой вечером, – но по пути увидел двух ждущих на остановке молодых женщин. Он подобрал их, подвез до торгового центра «Ист-Таун», а когда отъезжал, выкатившаяся с парковки машина преградила путь. Ехала она медленно, по самой середине дороги. Франклин посигналил. Другая машина остановилась, и водитель, афроамериканец, вышел и направился к машине Франклина. В машине осталась белая женщина. Драться с черным, рискуя привлечь внимание полиции, Франклин не хотел – в багажнике лежало оружие и динамит. А потом – такое с ним случалось иногда – он решил: будь что будет. Если отправят в тюрьму, он будет знать, что сделал это ради своей «миссии». Он открыл дверцу машины и дважды выстрелил в мужчину, Альфонса Мэннинга-младшего, затем подошел к машине и произвел два выстрела через окно со стороны водителя по женщине, Тони Швенн, когда она пыталась сбежать. Вернувшись к своей машине, он вспомнил, что обронил свою черную фетровую шляпу. Франклин так подробно описал ее, что детективы уже не сомневались – на месте преступления нашли именно его шляпу.

Было очевидно, что рассказ Франклина в значительной степени совпадает с показаниями свидетелей, данными сразу после убийства, почти семь лет назад. Франклин описал, как свернул с Ист-Вашингтон-авеню на федеральную автомагистраль 90, затем вернулся в Мэдисон, остановился у «Макдоналдса», а когда полицейское присутствие уменьшилось, вернулся в отель «Рамада Инн», где останавливался накануне. На следующий день он уехал из города. Выезжая на федеральную автомагистраль, Франклин заметил нескольких полицейских, но они, наверное, его не увидели.

«Очевидно, Бог ослепил их», – сказал Франклин. Позже выяснилось, что полицейские разбирались с аварией перевозившего скот грузовика и помогали раненым водителям собрать разбежавшихся коров.

Все это звучало довольно правдоподобно. Убийство было не из тех, которые могли принести славу, и я не думал, что Франклин что-то придумал или приукрасил. Скорее он потерпел своего рода неудачу, поскольку отвлекся от заявленной миссии, убийства судьи Симонсона.

Хотя манипуляция, доминирование и контроль по-прежнему оставались его главными мотиваторами, он, похоже, не стремился лгать, когда речь заходила о другом преступлении.

Рассматривая это двойное убийство на фоне более крупной временной шкалы, мы понимаем, что оно стало в каком-то смысле поворотным моментом, открыв эмоциональные шлюзы и настоящее царство террора. Он уже угрожал кандидату в президенты Джимми Картеру и, по всей видимости, атаковал синагогу. Но на пути к предполагаемому убийству судьи-еврея он случайно столкнулся с воплощением своей ненависти и миссии и неожиданно обнаружил, что способен убивать спонтанно. Теперь Франклин знал, что может это сделать, и ему все сойдет с рук.

Каждый серийный убийца проходит на своем пути через ряд формирующих событий. То двойное убийство стало для Франклина критическим моментом. Он не думал об этом раньше и ничего не планировал. Но факт, что он смог предпринять такие «решительные» действия спонтанно, вселил в него уверенность в том, что он ощущал лишь подсознательно, а именно: в любой ситуации он может убить без колебаний. Для такого человека, как Франклин, это стало своего рода откровением. Он как будто получил высшую силу.

Хотя Франклин не был традиционным сексуальным маньяком, я видел здесь черту, объединявшую его с большинством из них: обезличивание и объективизация жертв. Они были для него не отдельными людьми, но всего лишь стереотипами мужчин-афроамериканцев и белых женщин. Это полное отсутствие эмпатии не только гнало его, оно фактически позволяло ему совершать бессмысленные и безобразные преступления, а потом, годы спустя, говорить о них бесстрастно и невозмутимо. Накладываясь на стереотипы в его сознании, жертвы утрачивали «невиновность», и поэтому убийства были оправданы.

Деперсонализируя своих жертв, Франклин в типично параноидальной манере высоко оценивал собственную значимость и имел детально систематизированное убеждение в махинациях со стороны организаций, враждебно настроенных против него лично.