Мы всегда стремимся соединить точки развития, и Франклин подтвердил некоторые из этих выводов своим следующим воспоминанием. Как и в случае со многими из изученных нами преступников, Франклин имел противоречивые взгляды на правоохранительные органы. Его детскими героями были ковбои и преступники, такие как Джесси Джеймс, люди сильные и храбрые, действовавшие в одиночку. По его словам, даже в зрелые годы он часто носил шляпу в стиле вестерн. Но ему также нравились сила и героизм, которые олицетворяли жетон, форма и револьвер, и, будучи подростком, он хотел вырасти и стать полицейским, как его дядя. Когда ему было семнадцать, мать разговаривала с местным полицейским и сказала, что ее сын хотел бы служить в полиции. Ей ответили, что, к сожалению, это невозможно, потому что человек, слепой на один глаз, не пройдет квалификацию. Франклин сказал, что на том все его устремления и закончились. Случайно или нет, но вскоре после этого он бросил школу, женился на шестнадцатилетней Бобби Луизе Дорман и вступил в Американскую нацистскую партию. «Майн Кампф» он прочитал двумя годами ранее.
Его переполняли гнев, ярость и ненависть, и ему нужно было найти для них выход. Многое из того, каким типом преступника станет человек, определяют жизненные обстоятельства в годы становления. В случае с Франклином комбинация неадекватных и абьюзивных родителей, крайняя бедность, расизм и дискриминация, характерные для Юга, живущего во многом по законам Джима Кроу, знакомство с Гитлером и нацистской философией отлились в форму Джеймса Клейтона Вона-младшего. Он ясно дал понять, что присоединился к нацистам в средней школе, потому что принял их философию, и присоединился к Ку-клукс-клану только потому, что остался один. Но он повторил, что пробыл в Клане недолго, потому что, по его убеждению, в организацию проникли информаторы ФБР. Многих рядовых членов он воспринимал как кучку пьяниц вроде своего отца.
Я объяснил Франклину, что сексуальные хищники часто используют жесткую порнографию, чтобы подогревать желания и мотивировать свои преступления. Двигало ли им что-то подобное? Да, это были газеты, выступающие за превосходство белых и подробно рассказывающие о насилии, совершенном афроамериканцами в отношении белых. Каждый раз, когда он читал что-то в этом духе, его душила ярость. Он чувствовал, что должен что-то сделать.
Могло ли своевременное вмешательство повернуть его в правильную сторону и изменить исход дела? Возможно, если бы ему показали позитивную альтернативу нацизму и расовой ненависти и реальный выход из бедности и личного отчаяния. К сожалению, это сложная задача. Нужно было бы, по крайней мере, вытащить его если не из расистски настроенного Юга, то хотя бы из домашней среды, и тогда, под влиянием более старшего авторитета или наставника, который мог бы показать ему альтернативу и познакомить с афроамериканцами на значимом личном уровне, все сложилось бы иначе. Безусловно, большинство мужчин и женщин, выросших в эту эпоху и в этом регионе, смогли преодолеть расизм, который видели повсюду вокруг себя, но Франклин был настолько испорчен на многих уровнях, что не проделал бы в одиночку нормальный путь взросления. Расизм был тем, за что он мог держаться, потому что ничего другого, что дало бы чувство идентичности и цели, что можно было винить в своих неудачах, не было. Большинство мужчин, выросших в нищей, враждебной среде, преступниками не становятся. Но мы редко видим серийных убийц, вышедших из того, что мы назвали бы нормальным, здоровым бэкграундом.
Как и многие серийные убийцы, Франклин равнялся на других преступников, тех, которые были до него. Он подтвердил, что позаимствовал у Чарльза Мэнсона идею разжигания расовой войны. Когда я упомянул, что брал интервью у Мэнсона в Сан-Квентине, он заметно оживился и поинтересовался, что Мэнсон представляет собой как личность. Я сказал, что удивился, увидев, какой он невысокий, но при этом он, очевидно, развил способность привлекать внимание выражениями лица, словесными навыками и языком тела, точно так же, как Франклин компенсировал травму глаза безжалостными тренировками в стрельбе.