Тень улитки

Домарощинер торопливо пересек просеку и углубился в Лес. Подойдя к озеру, он осторожно выглянул из кустов. Как раз оттуда, где они ночью поймали русалку. Озеро было на себя непохоже. От него несло чем-то съестным, его почти не было видно из-за тумана, а сквозь туман казалось, что на поверхности плавает что-то белое. Возле озера стояла Рита. Он ее узнал. Еще бы не узнать эту ведьму. Ее за километр узнавать надо… Он достал пистолет, прицелился… Очень хорошая мишень была. И вроде бы никого рядом… Но вдруг в кустах кто-нибудь прячется?!.. Машинка какая-нибудь… Действительно, неподалеку затрещали кусты, и Домарощинер похолодел от ужаса. Метрах в трех от него появилась страшная, громадная фигура, вроде бы и похожая на человека, но сразу видно — не человек. Клавдий-Октавиан вжался в землю всем телом, даже нос засунул в траву.

Мертвяк не почувствовал его присутствия — защитный костюм не пропускал излучений жизни — и прошел мимо. Даже когда затихли его шаги, Домарощинер еще долго не мог заставить себя поднять голову. Когда поднял, страшное существо стояло возле Риты.

— Хорошо, что не выстрелил, — похвалил себя Домарощинер. — Такие бы набежали — не отстреляешься…

И тут он увидел, что к озеру медленно идут окровавленные, оборванные, а некоторые и вовсе голые люди. У кого вместо носа зияла черная впадина, у кого не было уха, у кого на кистях рук не было мяса… Но никто не кричал, не рвал на себе волосы, которых, впрочем, у большинства не было. Процессия двигалась в полном молчании, и только шорох шагов нарушал тишину.

Вдруг с крон деревьев упал лиловый туман и, пройдя сквозь толпу сверху донизу, растекся по земле. Медленно движущуюся процессию обогнала вторая ведьма, которую Клавдий-Октавиан видел ночью, прячась в кустах, во время их расправы с Тузиком и его телохранителями. Она была такая же длинноволосая, как та русалочка, только гораздо красивей. Хотя красота ее была какая-то страшная, как у молнии, прекрасной, но смертельно опасной.

«Пригнала стадо», — подумал Домарощинер. И, правда, толпа была покорна, как стадо баранов на скотобойне, но, в отличие от баранов, совершенно нема.

Вторая ведьма встала напротив Риты. Они обе подняли руки навстречу друг другу, и толпа медленно двинулась между ними в озеро. Они погружались в воду все глубже и глубже, первые исчезали в тумане, следующие напирали и тоже исчезали в тумане… Домарощинер понял, что такое белое плавало в озере.

— Топят! — похолодел он от ужаса. — Топят, как крыс!..

Ужасался он, конечно, не тому, что топят этих никчемных людишек, а тому, что мог оказаться среди них, и тому, что туристическому бизнесу явно пришел конец — какого туриста заманишь туда, где туристов коллективно топят…

А толпа все шла и шла, и казалось ей не будет конца.

— Надо сматываться, пока они заняты! — прошептал себе под нос Клавдий-Октавиан и по-пластунски пополз в кусты.

На пастбище было пусто. Кто-то увел всех лошадей. Домарощинер застонал от разочарования и обессилено сел на землю. Он еще не начал побег, а уже почти выбился из сил. Бессонная ночь, алкоголь, да и годы не те, чтобы в защитных костюмах по лесу бегать.

«Но не топиться же мне! — разозлился он и вскочил. — Врешь, Домарощинера голыми руками не возьмешь!..»

Он шел к перевалу трое суток, сочувственно вспоминая первопроходца Селивана. Хотя «шел» — слишком сильно сказано. Добирался: где ползком, где на четвереньках, где с трудом переставляя ноги. Но защитного костюма не снимал, потому что видел неутомимо копошащуюся массу, облепившую костюм. Он и валялся по земле, и с головой погружался в воду речушки. Ничего этих тварей не брало — казалось, их становилось еще больше. Может, так и было. На место раздавленных и утопленных десятикратно прилетали новые. Поэтому он оставил попытки избавиться от них, понадеявшись, что, по мере удаления от родных мест, они сами отстанут. Жажду утолять можно было и в костюме через капиллярные трубочки торчавшие из капюшона. А вот с отправлением естественных потребностей было сложно. Он сдерживался, сколько мог, но бесконечно сдерживаться не может никто. И он вынужден был справлять нужду внутрь. На самом деле, эта функция была предусмотрена в костюме, но Домарощинер об этом не знал. Да и знать мало — нужна тренировка. Если бы в костюме не была предусмотрена очистка внутреннего воздуха, он, наверное, отравился бы собственными газами, а так он просто существовал в атмосфере собственной вони. При каждом шаге в ногах что-то хлюпало и чавкало. Ясно, что именно…

Но Домарощинер все вынес. Он очень хотел жить и очень хотел отомстить своим обидчикам.

— Я еще вернусь! — грозил он. — Я обязательно вернусь!

Возможно, он был пророком…

И вот Клавдий-Октавиан у подножия горной дороги, поднимающейся на перевал. Он с час полежал в тени скал, набираясь сил (деревьев больше видеть не мог), потом заставил себя подняться, и медленно-медленно двинулся вверх. Опять и шел, и полз, и карабкался на четвереньках. На подъем у него ушло еще около суток.