– Спасибо, но меня встречают, – говорю я, заметив в толпе встречающих белокурую головку Кати.
А ведь я вовсе не просила её встретить меня. Просто позвонила вечером к ней домой, спросила, как там она справляется с нашими разбойниками и не появилась ли у неё в связи с этим мысль завести второго ребенка.
– Второго? – шутливо ужаснулась Катя. – У меня только что мелькнула мысль, не прибить ли и этого? Разбаловался, управы на него нет. Вёе перед дружком выпендривается.
– А как Мишка себя ведёт, не наглеет?
– Мишка? Что ты, он такой обстоятельный маленький мужичок. Я случайно слышала, как он уговаривал Димку: «Если ты будешь так баловаться, нам не разрешат жить с тобой вместе». У Димки ведь мечта появилась: попросить у тети Ани, чтобы она отдала нам Мишу, представляешь?
– Ничего, вот ты отправишься в свою Европу, он поживет у нас, так что мечта ребенка близка к осуществлению.
– Вообще-то Европа не моя, – смеётся Катя. – Тебе сына позвать к трубке?
– Позови, – прошу я, чувствуя, как от предвкушения у меня замирает сердце. Как же я соскучилась по своему мальчику!
Мишка тоже. Слышно, как он частит и задыхается от волнения. Как бы ни старался он выглядеть мужчиной – об этом я ему порой говорю, – но он всё равно ребёнок.
– Мамочка, тетя Катя говорит, ты скоро приедешь?
– Завтра, сынок, в два часа дня.
– И ты заберешь меня пораньше?
– Конечно, мое солнышко, заберу! Я тоже по тебе очень соскучилась.
– Ну, тогда я пойду?
Мой сынок быстро устает от взаимных нежностей. Бесконечно твердить, что он меня любит или, как сейчас, что он соскучился, у него не хватает терпения.
– Конечно, иди, – внутренне усмехаюсь я.
Даже в детстве, будучи почти бесполыми, девочки в проявлении своих эмоций всё равно отличаются от мальчиков. Девочка могла бы сюсюкать долго и повторять, что соскучилась, а этот… Сказал нужную фразу и пошёл. Подрастёт, скажет почти то же самое. «Прости, дорогая, но мне нужно идти воевать!» Или отправляться на рыбалку. Или на охоту…
Кате в конце разговора я сказала:
– Встречать меня не нужно.
Уж всяко разно Найдёнов бы меня довёз до дома, но она приехала.
Катя выдергивает меня из текущей в зал прилета толпы как редиску и тащит за собой. Хорошо, что у меня нет багажа. Только небольшая дорожная сумка, в которой небольшие сувенирчики Кате с Димкой да миниатюрная пожарная машина для Мишки. Дорогущая, зараза!
Мы быстрым шагом проходим с ней через площадь, заполненную транспортом, и садимся в её машину.
Подруга поворачивается ко мне и целует в щеку.
– С благополучным возвращением.
Только теперь я замечаю, что над правой бровью у неё залегла морщинка. Значит, Катя всерьёз чем-то озабочена.
– Что случилось? – спрашиваю я, холодея. – С Мишкой?!
– Нет-нет, – будто опомнившись, отвечает она, – с твоим сыном, как и с моим, всё в порядке. По крайней мере сегодня утром я отвезла обоих в садик и сдала на руки воспитателям…
– Тогда что?
Она медлит, соображая, как поосторожнее сообщить мне неприятную новость.
– Не подбирай слова, говори всё как есть.
– Твою Алину убили. Врачи говорят, забили насмерть.
Я чувствую, как мое сердце отрывается и падает в желудок.
Какой ужас. И слова страшные: забили. Будто она не красивая молодая женщина, а скот на бойне. Забили!
– Кого?
– Твою Алину, не помню фамилии, такую с виду хрупкую, хотя мне говорили, её голыми руками не возьмёшь.
Алина Караулова. Боец-интеллигентка, как я её про себя называла. Стойкий оловянный солдатик с отменной реакцией. Но если их было, к примеру, трое? В боевиках частенько показывают чепуху: будто один боец может отбиться от трех или четырех рукопашников. Конечно, если они так себе, самоучки, но если они примерно одного уровня подготовки, то вряд ли такое удастся. Боюсь, и те, кто подкараулил Алину, были в большинстве. При всех своих лозунгах насчет бездарности женщин-телохранительниц далеко не каждый мужчина вышел бы против неё один на один.
Вспоминается сразу всё. Дурацкое, как я считала, анонимное письмо, которое я совершенно не приняла всерьёз.
Я вообще писем не получала, а когда нашла в почтовом ящике письмо без подписи, только удивилась и всё. Письмо, как в детективах, было написано печатными буквами: «Берегись, тварь, ты ещё получишь своё!»
Я отчего-то решила, что это какая-то ненормальная девица, которой я перешла дорогу, то есть нечаянно увела мужика, которого она считала до меня своим…
– А ведь они меня предупреждали, – медленно говорю я, – но я подумала, что это чья-то неумная шутка.
– Кто тебя предупреждал, о чём? – теперь испугавшись за меня, спрашивает Катя.
– Кто – не знаю. О чём? Так, ничего конкретного, обычная угроза…
– И ты… ты не поверила в её серьезность? – ахает Катя.
– Не поверила, – мрачно сознаюсь я.
Где-то на заднем плане бешеного галопирования моих мыслей проходит одна: и сегодня, увы, я не смогу забрать моего сына из садика пораньше, как он о том мечтает.