Тень в воде

— Не горячись. Мы так думали, — произнес он, раздувая ноздри. — Я не сказал, что это так. Это всего лишь подозрения.

— Прошу вас покинуть гостиницу. — Ханс-Петер слышал собственный голос, тон четкий и официальный, но на грани. Вспоминая позже, он удивлялся и этому: отдавать распоряжения полицейскому! Неповиновение должностному лицу. Или как бы это называлось, если бы его решили прижать к стенке?

Ягландер криво ухмыльнулся:

— Ладно. Ухожу. Все понял. Спасибо за кофе.

Он набросил на плечи пуловер, все это время лежавший на стойке портье, и снова завязал рукава. В его движениях было что-то умоляющее, будто он раскаивался и был готов взять свои слова обратно.

Убила человека.

Дверь захлопнулась, металлически щелкнул замок. Ханс-Петер остался стоять на месте, сцепив пальцы так, что костяшки побелели, и вдруг в голове взорвалась боль, белыми вспышками рассыпавшись перед глазами.

Убила человека.

Как они познакомились… Первые встречи после того, как он обнаружил ее без сознания поблизости от мыса Темпелудден. Она поскользнулась и упала во время пробежки. Одна нога у Жюстины была слабая — последствия детской травмы. Он помог ей добраться до дома, и после они много раз говорили друг другу, что это была любовь с первого взгляда. Оба немолоды — подумать только, встретить настоящую любовь еще раз, какой дар небес!

Жюстина оказалась чудесной подругой и любовницей. Но у нее имелось и другое — в ее психике прятались черные дыры. И Жюстина продемонстрировала их довольно скоро, чтобы предупредить его, дать шанс сбежать.

Ее рыдания, отчаяние и чувство вины.

«Вокруг меня исчезают люди. А если с тобой что-нибудь случится, Ханс-Петер. Я приношу несчастья, нам лучше больше не встречаться». Ее беззащитное лицо, побагровевшие нежные губы. Он целовал эти губы, она пробуждала в нем желание, подобного которому он прежде не испытывал.

«Дурочка моя любимая, как может человек приносить несчастья другим. Ты же сама понимаешь, что это чушь».

Он часами сидел с ней и гладил, утешая.

«Жюстина, я тебя никому не отдам. Потому что теперь мы — это мы. Только мы. Отныне и навсегда».

Он знал, что его слова звучат высокопарно, но удержаться не мог. К тому же она и вправду успокаивалась.

Натан Гендсер, пропавший в джунглях, был ее любовником. Как ни странно, Ханс-Петер не ревновал. Скорее всего, этот человек погиб — и получил по заслугам, хотя так думать, конечно, нельзя, и уж точно нельзя произносить такое вслух. Гендсер обижал Жюстину, они были плохой парой. Он заманил ее в опаснейшую экспедицию в джунглях, чтобы испытать ее. Немолодую уже женщину, полноватую и не слишком сильную. Как же она его не раскусила. Конечно, любовь слепа. Зато Ханс-Петер сразу понял, в чем тут дело, как только она рассказала ему ту историю. Все яснее ясного, он этого Гендсера видел насквозь, но никогда не говорил об этом Жюстине, чтобы лишний раз не растревожить.

В газетах много писали об исчезновении Натана и о том, что случилось после, — об убийстве девушки. Это было еще до встречи с Жюстиной, но Ханс-Петер помнил заголовки. Однажды она показала ему фотографию. Натан Гендсер верхом на «харлее». Снимок Жюстина выкрала — Натан не хотел, чтобы у нее была его фотография.

«Вот он. Таким он был».

Был! В прошедшем времени…

Ханс-Петер взял снимок, чтобы рассмотреть получше.

«Красавец-мужчина. Орел».

Жюстина всхлипнула, но не заплакала. И вдруг порвала фото. Тем вечером они сидели перед камином в библиотеке у нее дома. Клочки фотографии Жюстина бросила в огонь. Они сидели и смотрели, как огонь пожирает то, что осталось от Натана Гендсера, обращает память о нем в пепел.

«Прекрати винить себя! — призывал Ханс-Петер. — Руководителем был Натан Гендсер, а не ты. Ты же не привыкла к таким сложным, экзотическим условиям. Это он все придумал. Это был его проект. Вся ответственность на нем. Ты не имеешь ко всему этому никакого отношения».

Уговоры требовали времени. Времени и сил.

А еще та девушка. Мартина. Дочь знаменитости. Ясное дело, желтые газеты словно с цепи сорвались. В иные дни Жюстина не решалась выйти из дома. В кустах прятались репортеры и фотографы, выскакивавшие из укрытия, стоило открыть дверь.

Она чувствовала себя виноватой и в смерти Мартины.

«Мы были в гостинице… я пошла в душ. Я так устала. Помню, что вода становилась все холоднее, и я думала о том, что она будет принимать душ после меня, что ей не хватит горячей воды, но у меня не было сил… я открыла краны еще сильнее, вода лилась и лилась, мне казалось, что я никогда не отмоюсь… ты бывал в таких странах, Ханс-Петер? Твое тело было одним сплошным синяком и укусом? Ты знаешь, что это такое?»

«Нет, милая, нет».