Заметка в газете появилась в день открытия гостиницы Ариадны. Ее напечатали в нижнем углу, даже удивительно, что Жюстина заметила.
Держа газету в руке, она подошла к окну. Десятисантиметровый слой снега покрывал землю, на его фоне качались растрепанные силуэты деревьев. На озере пятнами лежал лед, но был уже март, так что полностью озеро в этом году не замерзнет.
Она снова перечитала текст, на этот раз медленнее, вдумываясь в каждое слово.
— Семь лет, — прошептала она. — Неужели прошло семь лет?
Или больше, целая вечность. В этой комнате два человека лишились жизни. У ее мамы лопнул сосуд — удар головы об пол, Жюстина обернулась и увидела себя четырехлетней девочкой, увидела потолок, сомкнувшийся над нею сводом, церковным сводом. Услышала эхом прокатившийся крик.
И Берит.
В тот раз звуки были резкими, как осколки гнева и отчаяния.
— Прости меня, — прошептала она. — Я зашла слишком далеко, я раскаиваюсь.
В ту же секунду за окном, в свинцово-сером небе, что-то вспыхнуло.
Голос Ханс-Петера на лестнице:
— Видела? Черт, что это?
— Не знаю, — прошептала она.
— Вряд ли гроза — не сезон… С другой стороны, последнее время столько чудес происходит. Ни в чем нельзя быть уверенным.
— Точно.
— Кстати, надо выезжать, а то не успеем.
Жюстина посмотрела на часы. Без двадцати двенадцать. Новое открытие «Трех роз» было назначено на три, а они с Ханс-Петером обещали помочь с приготовлениями.
— Да! — отозвалась она. — Иду.