Он не втыкал в нее иглу, да если бы и воткнул — шприц был пуст. Он не протыкал кожу, он только прижал иголку так, что остался след, но на поверхности. Она дышала, как после марафона, красный бюстгальтер точно кровавое пятно на вздымающейся груди. Что, если у нее остановилось сердце! Можно умереть от шока, от страха. Микке вспомнил одноклассника, у которого был вислоухий кролик. Однажды он пришел к Робину в гости с собакой. Та обрадовалась, стала играть, подскочила к клетке с кроликом. Писк, сопение — и кролика не стало. Лапки кверху.
— Слушай, — пробормотал он. — Прости, я передумал, можешь идти.
Она была привязана. Конечно, вот в чем дело. Она не может встать, пока он ее не освободит. Ведь все дело в этом? Она просто привязана, вот и все. Микке стоял у двери, готовый броситься наутек, если она вдруг не очнется. Что он будет делать с коченеющим трупом? Что он будет делать, черт побери?
Нет, надо проверить. Микке поежился и шагнул к столу. Потрогал щеку — не холодная. Но и не теплая. Хотя мышцы мертвеют не сразу. Ригор-мортис. Микке нервно захихикал. По спине побежали мурашки.
Думай, думай, башка!
Нащупал застежки, снял ремни — тело обвисло. Микке впился зубами в костяшки пальцев. Да, она жива! Дышит. Даже закашлялась.
Он подложил руку ей под спину, заставил сесть.
— Можешь идти! — крикнул он. — Я же сказал — иди!
Она с трудом открыла глаза, глядя мимо него.
Микке схватил ее одежду и бросил на стол:
— Вот, одевайся и вали!
Бесконечно медленно Жюстина спустилась на пол. Потерла запястья, массируя. Он подошел к окну. Форточка заколочена. Безделушка на окне, керамическая кошка, ледяная на ощупь.
Он стоял, прижавшись лбом к стеклу, слушал, как она одевается. Торопливо, будто опасаясь, что он передумает. Вдруг Микке понял, что она сделает в первую очередь. Ну конечно, пойдет в полицию. А полиция приедет сюда и схватит его. Машина подъедет к домику, они ворвутся сюда с оружием, швырнут его на пол, наденут браслеты.
Ну и пусть идет. Вали, вали в полицию.
Он останется здесь и будет их ждать.
Да, я признаю вину. Я болен на голову. В психушку меня, в психушку.
Он услышал, как открылась дверь, ощутил сквозняк. В комнату занесло опавшие листья. Потом Микке услышал ее голос, нечеткий и хриплый, точно при простуде.
— Микке, — сказала она.
Его имя. Он повернул голову в ее сторону, но не ответил.
— Мы квиты?
— Ты о чем?
Она всхлипнула.
— Так… ни о чем. Удачи тебе.
Он затаил дыхание.
— С чем?
— С тем бюро путешествий. Правда, удачи.
— Иди! — крикнул он. — Иди, пока я не передумал!
Глава 28
Она побежала по дорожке, по лужам и дальше по скользкой лужайке. Потом по тротуару, быстро, быстро, без остановки. Дождь заливал лицо. Денег у нее не было, она уехала с пустыми руками. Даже ключи куда-то подевались. Что теперь делать? В голове ни единой мысли, бежишь как во сне или под водой.
Выйдя на Дроттнингхольмсвэген, она увидела, как поезд отъехал от станции метро «Абрахамсберг». Даже на метро денег нет. Который час? Сколько он продержал ее в этом домике? Восприятие времени сильно исказилось. Может быть, уже ночь?
Если бы у нее только был с собой телефон! Тогда бы она позвонила Ханс-Петеру, он бы приехал и забрал ее, где бы ни находился. Спрятавшись под мостом, Жюстина постаралась собраться с мыслями. Легкие жгло огнем.
А вдруг он ее преследует? Не надо было ничего говорить, только разозлила. Вдруг он бежит за ней, чтобы притащить обратно в дом? Она нервно огляделась по сторонам, но не увидела никого, только машины неслись мимо.
Такси. Единственный выход. Такси, которое отвезет ее домой и дождется оплаты на месте.
Но если Ханс-Петер не дома, а дверь заперта? Тогда она не попадет домой.
Вскоре она спустилась к шоссе и стала голосовать. Машина подъехала довольно быстро. Водитель с подозрением оглядел ее с ног до головы.
— Мне надо в Хэссельбю. Отвезете?
У небритого таксиста был маленький рот гузкой, сложенный в недовольную гримасу.
— Отвезете? — повторила Жюстина.
— Иногда я требую оплату вперед.
— Но меня ограбили!
— Что?
— Я не могу заплатить, пока не приеду домой!
— Вы говорите, вас ограбили?
— Да! — крикнула она.
— Ладно.
Он указал на заднее сиденье, и она забралась в машину.
Внутри было тепло, приятно пахло новым салоном. По радио передавали поп-музыку. Одежда намочила сиденья. Жюстина видела его глаза в зеркале заднего вида. Он приглушил, но не выключил музыку.
— Значит, вас ограбили?
— Да.
— Прямо сейчас?
— Недавно.
— Это правда?
— Да. — Она стиснула зубы до боли в челюстях.
— Как это случилось?
— Не знаю.
— Не знаете?
— Меня толкнули в спину и я упала. Когда я встала, сумки не было.
— Вы никого не видели?
— Нет.
— Надо ехать в полицию. Отвезти?
— Нет. Сначала домой. К мужу.
— Значит, вы не представляете, кто это мог быть?
— Кто-то молодой, кажется. Или нет, не знаю.
— Вы ударились?
— Больше испугалась. Справлюсь.
— Вы уверены?
— Да.
— Швеция превращается в страну бандитов, — зло произнес он. — Ни чести ни совести у людей не осталось.
— Да уж, — тупо повторила она. — Не осталось.