Тень ведьмы

— А зачем? Зачем нужно что-то доказывать, если они уверены в своей правоте? Настоящая истина не нуждается в подтверждении! Та же истина, что ищет себе подтверждения, что пытается переманить на свою сторону побольше союзников, насквозь фальшива, она истиной и не является. Поэтому послушайте моего совета: не реагируйте слишком бурно на то, что кажется вам неправильным! Этим вы и себе, и другим докажете правоту собственного мнения. Вы не обращали внимания на такой факт, что наибольшее порицание в глазах толпы получают именно те грехи, которые между них самих наименее распространены. Не самые страшные, не самые вредные, а самые… странные, самые непривычные.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду вот что. Для примера предположим, что задержаны два преступника. Один ограбил и убил человека, второй сварил в котле живого кота. Как вы думаете, какой из них вызовет большую злость в глазах толпы?

Герцог пожал плечами.

— Ну так я вам скажу, что второй. В лучшем случае, их осудят одинаково.

— Почему вы так думаете?

— Потому что я знаю людей! Потому что подобные вещи мне приходилось наблюдать собственными глазами, — графиня нахмурилась. — Человека больше всего страшит неизвестное. Закройте его в темной комнате, предупредив, что где-то там, во мраке, затаилась ядовитая змея. Он начнет придумывать способы борьбы, будет вспоминать, как можно избежать укуса, станет прислушиваться, зная, какой звук издает змея при движении. Ему будет страшно, но он будет бороться противник ему хорошо известен. А закройте человека в такой же комнате, но про змею ничего не говорите. Намекните только, что там скрывается что-то ужасное. И через пять минут человек умрет от страха, не выдержав напряжения. Не выдержав неизвестности.

— А причем тут вышеупомянутые преступники? — спросил герцог.

— Ну как же! Аналогия, по-моему, вполне понятна. В первом случае рядовой обыватель судит так: преступник убил, чтобы ограбить. Мог бы я поступить так же? В принципе, да, по крайней мере, преступника можно понять. А вот что касается кота… Непонятно, зачем его нужно было истязать? Непонятно, а поэтому страшно. И сквозь страх сквозит зависть — вот на такой поступок рядовой обыватель вряд ли смог бы пойти.

— Вы полагаете, что человеком руководит только страх и зависть?

— Вообще-то человеком руководит лишь одно чувство — эгоизм. А уж все остальные проистекают из него.

Герцог поднял брови.

— Я, кажется, опять вас шокирую? — кокетливо спросила графиня, присаживаясь на скамейку.

— Признаться, да. Не ожидал я таких речей, тем более от вас.

Герцог остановился рядом.

— Присаживайтесь, что вы замерли, — пригласила графиня, указав на скамейку. — Или правила этикета, эта извращенная разновидность морали, не позволяют вам?

Герцог сел.

— Вы знаете, Валерия, — проговорил он задумчиво, — я не пойму, когда вы шутите, а когда говорите серьезно. И эта странность в вас меня пугает… Я чувствую, что ваши суждения о странном не лишены смысла, — слабо улыбнулся он.

— Вот видите, ваши убеждения поколебались.

— Но вы не договорили, продолжайте, — попросил герцог. — Зачем? — сказала графиня. — Вы забываете, что истина не нуждается в подтверждении. Какой смысл в том, что я сумею переубедить вас? От этого моя истина не станет достовернее… — легкая усмешка появилась на губах графини.

— А если я попрошу вас? Предположим, что я тоже хочу познать истину, но до этой минуты не имел такой возможности.

— Ну что ж, если вы просите, я не могу отказать себе в таком удовольствии. Ваша просьба тешит мой эгоизм. Впрочем, я могла бы обойтись и без нее — ведь любая внимательно выслушанная речь тоже тешит эгоизм рассказчика.

— Каким же образом? — спросил герцог.

— Все очень просто. Раз вы меня слушаете, значит, я говорю что-то умное. Раз я могу говорить что-то умное, значит я умна. Какая щекотка самолюбию, не так ли?

— Возможно. Я просто никогда не задумывался над такими вещами. Итак, вы полагаете, что в основе всех чувств лежит эгоизм. А как же, например, любовь?

— Ну, с любовью-то как раз проще всего, — коварно улыбнулась графиня. Признайтесь, Владимир, ведь если вы кого-то любите, то ведь представляете при этом возможные блага от этого чувства в будущем… Я говорю в самом широком смысле. Например, у вас есть любимый пес. За что вы его любите? Может быть за то, как он охраняет вас, или за то, как он помогает вам на охоте затравить зверя. Или за верность…

— А вот верность, — оживился граф. — Каково происхождение верности?

— Опять-таки, все просто. Ваш пес знает, что за верность вы награждаете его пищей, кровом, лаской. Это привычка.

— Даже если это стоит ему жизни?

— Да. Вы забываете, что ваш пес не так умен, как вы. Он может просто неверно оценить опасность. Кроме того, он и защищает-то, в принципе, не вас.

— Как же так?