Они спустились в инженерный отсек – вотчину Карлотты. В то время как Эндер трудился над генетическими исследованиями, составлявшими главный повод для самого полета, Карлотта стала специалистом в области механики, физики плазмы, гравитационной фокусировки и всего прочего, необходимого для нормальной работы корабля. «Это наш мир, – часто говорила она, – и нам стоит знать, как он устроен». А чуть позже уже хвасталась: «Если бы пришлось, я бы построила весь корабль с нуля».
«В смысле – из запчастей?» – спрашивал Сержант. «Из руды в горах на какой-нибудь неоткрытой планете, – отвечала Карлотта. – Из металлов на двух астероидах и комете. Из обломков этого корабля после столкновения с метеором». Сержант смеялся, но Эндер ей верил.
Карлотта направилась в сторону нижней лаборатории.
– Мы могли бы пройти по коридору в верхнюю лабораторию и не связываться с люком, – заметил Эндер.
– Великан может услышать оттуда наши шаги.
– Думаешь, он не может слышать что угодно и где угодно?
– Не может, я знаю, – ответила Карлотта. – По всему кораблю есть мертвые зоны, где он ничего не слышит.
– Много ты знаешь.
Карлотта не удостоила его ответом. Оба понимали, что Эндера на самом деле не волнует, слышит их Великан или нет, – это Сержанту приходилось все скрывать или, по крайней мере, верить, будто он может скрыться сам.
В задней части нижней лаборатории находился лифт, ведший к системам жизнеобеспечения. Во время фаз резкого ускорения кормовая часть корабля становилась дном глубокого колодца, и лифт позволял спуститься к системе жизнеобеспечения внизу, а затем снова подняться наверх. Но во время полета сила гравитации поляризовалась в другом направлении, так что лифт превращался в обычный переход с силой тяжести в десять процентов от земной, ведший на корму.
Грузовой отсек корабля, где жил Великан, поскольку нигде больше не помещался, находился прямо над ними. Они шли медленно и осторожно, стараясь не шуметь. Если бы Сержант их услышал, он наверняка разозлился бы, поскольку это означало, что и Великан тоже может их услышать.
Сержанта в отсеке жизнеобеспечения не было, хотя он включил на полную мощность вентиляторы, чтобы закачать в трубы свежий, насыщенный кислородом воздух и заглушить звуки. Эндер так и не смог решить, пахнет тут свежестью или гнилью, – лишайники и водоросли, обитавшие в сотнях больших лотков под искусственным солнечным светом, постоянно умирали, после чего их протоплазма включалась в непрерывный цикл воспроизводства.
– Знаешь, чего тут не хватает? – сказала Карлотта. – Дохлой рыбы для запаха.
– Откуда тебе знать, как пахнет дохлая рыба? – спросил Эндер. – Мы никогда не видели рыбу.
– Я видела картинки, и во всех книгах говорится, что рыба плохо пахнет, когда гниет.
– Хуже, чем гниющие водоросли, – поддержал Эндер.
– Ты этого не знаешь, – возразила Карлотта.
– Если бы гниющие водоросли пахли хуже, тогда поговорка была бы: «Водоросли и гости начинают пахнуть на третий день».
– Похоже, мы вообще не понимаем, о чем говорим, – заметила Карлотта.
– И все равно продолжаем разговаривать.
Эндер ожидал найти Сержанта в «Щенке» – служебном кораблике, который Великан запрограммировал так, чтобы тот оставался в пяти метрах от поверхности «Геродота», какие бы противоположные инструкции ему ни давали. Эндер знал, что Карлотта несколько месяцев пыталась освободить «Щенка» от привязи, но так и не сумела победить программу.
После подобного Эндеру – если не остальным двоим – стало ясно, что Великан нисколько не глупее их и у него за спиной многие годы опыта. Все предосторожности Сержанта не имели никакого смысла, поскольку за своим громадным пультом в грузовом отсеке Великан мог делать все, что хотел, слышать, видеть и, вероятно, обонять все, что хотел, а его дети ничего не могли поделать, даже обнаружить его слежку.
Остальные отказывались в это верить, но Эндер понимал, что они всего лишь дети. Ключ Антона означал, что их мозг продолжает расти – как и мозг Великана. Его способности настолько превосходили их собственные, что смешно было даже думать о том, чтобы его перехитрить. Но таков уж был состязательный дух Сержанта – он верил не только что может перехитрить Великана, но и что ему это уже удалось.
«Он бредит, – подумал Эндер. – Один из твоих детей безумен, о Великан, и это не я и не девочка. Что ты намерен с этим делать?»
Ладно, пусть не безумен. Просто… слишком воинствен. Пока Карлотта изучала устройство корабля, а Эндер – человеческий геном и методы его изменения, Сержант познавал оружие, войны и средства убийства. Он пришел к этому естественным путем – Великан был великим военным командиром на Земле, возможно, лучшим из всех когда-либо живших, хотя и мать тоже недалеко от него отставала. Боб и Петра – самое могущественное оружие в арсенале Гегемона, объединившего мир под властью единого правительства. Следовало ожидать, что кто-то из их детей окажется воином в душе, и таким оказался Сержант.
Даже Карлотта была воинственнее Эндера.