На «Геродоте» прошло всего пять лет, но на Земле за это время миновал четыреста двадцать один год.
Трое тринадцатимесячных младенцев на борту превратились в шестилетних детей, а Великан пережил отпущенное ему время на два года.
Стартовавшие с Земли звездолеты обнаружили девяносто три колонии – сперва планеты, когда-то колонизированные жукерами, а потом и другие, пригодные для жизни.
Шестилетние дети на «Геродоте» хоть и были малы ростом для своего возраста, но отличались выдающимся не по годам умом, как и сам Великан в детстве, – у всех четверых был задействован ключ Антона, одновременно являвшийся как генетическим дефектом, так и генетическим достоинством. Умом они превосходили специалистов в любой области, не страдая при этом какими-либо симптомами аутизма. Но рост их тел не прекращался. Сейчас они были еще малышами, однако к двадцати двум годам им предстояло достичь размеров Великана, которого к тому времени давно уже не будет в живых, ибо он умирал, и после его смерти дети должны были остаться одни.
Эндрю Дельфики по прозвищу Эндер сидел в рубке ансибля «Геродота», взгромоздившись на стопку из трех книг в рассчитанном на взрослых кресле: так детям приходилось работать с главным компьютером, обеспечивавшим связь посредством ансибля, устройства мгновенной связи, которое соединяло «Геродот» со всеми компьютерными сетями девяноста четырех планет Межзвездного конгресса.
Эндер просматривал внушавший некоторую надежду отчет об исследованиях в области генной терапии, когда в рубку вошла Карлотта:
– Сержант устраивает семейный сбор.
– Ты же меня нашла, – сказал Эндер. – Значит, и он может, если захочет.
Карлотта взглянула через его плечо на голодисплей.
– И толку тебе с того? – спросила она. – Лекарства все равно нет. Никто его даже больше не ищет.
– Для нас одно лекарство – просто взять и умереть, – сказал Эндер. – И тогда человечество никогда не пострадает от синдрома Антона.
– Мы все равно рано или поздно умрем, – заметила Карлотта. – Великан уже умирает.
– Сама знаешь, это единственное, о чем хотел бы поговорить Сержант.
– А разве не стоит поговорить?
– Да, в общем-то, незачем. Когда это случится – тогда и будем решать, что делать.
Эндеру не хотелось думать о смерти Великана. Она и без того уже задержалась, но, пока Великан был жив, оставалась надежда, что удастся его спасти – или, по крайней мере, успеть сообщить хорошие новости, прежде чем он умрет.
– Не можем же мы обсуждать это при Великане, – сказала Карлотта.
– Здесь, в рубке, его нет, – заметил Эндер.
– Ты же знаешь – если он захочет, может нас слышать.
Чем больше времени Карлотта проводила в обществе Сержанта, тем больше становилась похожа на него. Паранойя. Мол, Великан их слышит.
– Если он сейчас нас слышит, то знает, что у нас собрание, и на какую тему – тоже знает, так что все равно станет нас слушать, где бы мы ни были.
– Сержант предпочитает подстраховаться. Так он лучше себя чувствует.
– А я лучше себя чувствую, когда мне не мешают заниматься своим делом.
– Ни у кого во всей вселенной нет синдрома Антона, кроме нас, – сказала Карлотта, – так что ученые давно прекратили им заниматься, даже если у них вечное финансирование. Прими как данность.
– Может, они и прекратили, но не я, – возразил Эндер.
– Как можно заниматься научной работой без лабораторного оборудования, без подопытных, вообще без ничего?
– Зато я невероятно умный, – весело заявил Эндер. – Я просматриваю все данные об исследованиях в области генетики и ищу связь с тем, что нам уже известно про ключ Антона с тех времен, когда над проблемой трудились выдающиеся ученые. И связь эту я могу найти там, где людям ее никогда не увидеть.
– Мы – люди, – устало вздохнула Карлотта.
– Если у меня все получится – наши дети ими уже не будут, – сказал Эндер.
– Никаких детей у нас на самом деле быть не может, – возразила Карлотта. – Не стану же я спариваться с кем-то из моих братьев, и с тобой в том числе? Никогда и ни за что. Меня от одной только мысли тошнит.
– Тебя тошнит при мысли о сексе, – ответил Эндер. – Но я подразумеваю под «нашими детьми» вовсе не тех, что могут у нас родиться. Я имею в виду детей, которые у нас появятся, когда мы воссоединимся с человечеством, – и вовсе не обычных детей вроде наших давно умерших братьев и сестер, которые остались с матерью, женились и родили собственных детей. Я про детей со взведенным ключом, таких же маленьких и умных, как и мы. Если я найду для них лекарство…
– Лекарство – избавиться от всех детей вроде нас, оставив только нормальных. И тогда хлоп – и синдрома Антона больше нет.
Карлотта постоянно возвращалась к одному и тому же аргументу.
– Это не лекарство. Это истребление нашего нового биологического вида.
– Никакой мы не вид, раз можем скрещиваться с людьми.
– Станем видом, как только придумаем, как передать по наследству наш выдающийся ум без смертельного гигантизма.
– Великан вроде как ничуть не глупее нас. Пусть и займется ключом Антона. А теперь – давай, пойдем, пока Сержант не разозлился.