Тень великого человека. Загадка Старка Манро (сборник)

– Чертовски интересная штука, Манро, – сказал он. – Иди посмотри на этот график изменения температуры. После того как я понял, что не могу заснуть, я стал каждые полчаса ее измерять. Она то подскакивает, то падает. Теперь это похоже на изображение гор в книгах по географии. Нужно будет привезти какие-нибудь лекарства, и, черт возьми, мы совершим революцию в лечении лихорадки! Я напишу книгу на основании личного опыта, после которой старые медицинские книги уже никому не будут нужны. Им останется разорвать их все и заворачивать в них бутерброды.

Он говорил быстро и неразборчиво, как человек, который чувствует приближение беды. Я посмотрел на его график. Температура у него доходила до 102 градусов[33]. Я пощупал пульс и услышал настоящий барабанный бой, лоб у него горел огнем.

– Есть какие-нибудь симптомы? – спросил я, садясь рядом с ним на кровать.

– Язык похож на терку, – сказал он и для наглядности высунул его изо рта. – Фронтальные головные боли, резь в почках, отсутствие аппетита, в левом локте такое ощущение, будто там сидит мышь и грызет его изнутри. Пока все.

– Все понятно, Каллингворт, – сказал я. – Это ревматизм. Тебе придется немного полежать.

– Какое там полежать! – закричал он. – Меня сегодня ждут сотни людей. Друг мой, да если бы я даже лежал на смертном одре, я бы все равно встал и пошел туда. Я не для того создавал эту практику, чтобы позволить нескольким унциям молочной кислоты{171} разрушить ее.

– Ну что ты, Джеймс, создашь новую, – мягко проворковала его жена. – Ты должен делать то, что велит доктор Манро.

– Вот что, – сказал я. – И за тобой нужен уход, и практику твою нельзя бросать. Я готов взять на себя и первое, и второе. Но при одном условии: ты дашь слово делать то, что я буду говорить.

– Если уж меня нужно лечить, то кроме тебя, дружище, это делать некому, – сказал он, – потому что, если бы я даже лежал брюхом кверху на главной площади, тут никто бы не подошел ко мне. Местные врачи для меня готовы разве что свидетельство о моей смерти подписать. Точно, если бы они взялись меня лечить, они бы выписали мне соль со щавелевой кислотой. Но я все равно должен на работу съездить.

– Это исключено. Ты знаешь, какие могут быть осложнения. У тебя появятся эндокардит{172}, эмболия{173}, тромбоз{174}, метастатические абсцессы{175}… Чем это грозит, ты знаешь не хуже меня.

Рассмеявшись, он повалился на подушку.

– Благодарю покорно, лучше уж пусть эти осложнения появляются по одному, – воскликнул он. – Я не такой жадный, чтобы хотеть заполучить их все сразу… Да-а-а, Манро… – Все четыре ножки кровати затряслись от его хохота. – Хорошо, делай то, что считаешь нужным, но смотри, чтоб никаких глупостей на моей могиле, если что-нибудь случится. Положишь туда хоть один камушек, я явлюсь к тебе посреди ночи и воткну его тебе в ребра.

Прошло почти три недели, прежде чем мы смогли поставить его на ноги. Каллингворт оказался не таким уж плохим пациентом, только он значительно усложнил лечение тем, что постоянно вливал в себя всякие лекарства и глотал разные порошки, экспериментируя с собственными симптомами. Утихомирить его казалось невозможным, и единственное, что могло заставить его не вставать с кровати, – это разрешение заниматься той работой, которую он был в состоянии выполнять.

Он много писал, строил модели своего водонепроницаемого экрана и стрелял из пистолетов по магнитной ловушке, которую укрепил над каминной доской. Впрочем, природа одарила его стальным телом, так что он переносил болезнь легче и шел на поправку намного быстрее, чем самые послушные из больных.

Тем временем миссис Каллингворт и я вместе занимались практикой. В качестве замены ему я полностью провалился. Никто из пациентов в меня не верил, я чувствовал, что для них я как чистая вода после шампанского. Я не кричал на них с лестницы, не расталкивал очереди, не давал предсказания анемичным{176} женщинам. Я был слишком серьезен и спокоен по сравнению с тем, к чему они привыкли. Но я старался изо всех сил, и не думаю, что, когда он снова вернулся к практике, она оказалась в худшем состоянии, чем если бы он сам ею занимался. Я не мог позволить себе опуститься до методов, которые считаю непрофессиональными, но все же мне удалось удержать ее на плаву.

Зная, что я просто ужасный рассказчик, я всего лишь хочу, чтобы мой рассказ как можно больше соответствовал истине. Если бы я только знал, как его приукрасить, тебе бы, наверное, было не так скучно все это читать. Когда я пишу о чем-то одном, я еще могу кое-как с этим справиться, но, когда приходится вводить вторую сюжетную линию, тут я начинаю понимать, как прав К., говоря, что пером имени себе я не заработаю.