Обед прошел в приятной атмосфере. Если рядом с тобой Каллингворт, скучно не бывает никогда. Он из тех людей, которых называют душой компании, в их присутствии ты всегда чувствуешь себя на подъеме. У него такой живой ум, а голова переполнена такими странными идеями, что и твои собственные мысли съезжают с привычной колеи, удивляя тебя самого. Ты получаешь удовольствие от того, какой ты изобретательный и своеобразный, хотя на самом деле ты не более чем воробей, взлетевший за облака на спине орла. Старый Петерсон в Линлитгоу{141}
, если ты помнишь, производил примерно такое же воздействие.Посреди обеда он вдруг вскочил, куда-то убежал и вернулся с круглым мешочком величиной с гранат.
– Как думаешь, Манро, что это? А?
– Понятия не имею.
– Наша дневная выручка, да, Хетти? – Он развязал шнурок, и на стол со звоном посыпались золотые и серебряные монеты, которые раскатились между тарелками. Одна из них упала со стола и укатилась в дальний угол. Служанка подобрала ее и принесла обратно. – Что там, Мэри? Полсоверена? Оставь себе. Сколько тут всего, Хетти?
– Тридцать один фунт восемь пенсов.
– Слышишь, Манро? И это за один день! – Он запустил руку в карман брюк, достал пригоршню соверенов и взвесил их на ладони. – Смотри! Это тебе не Эйвонмут, да? Что скажешь?
– Там тоже будут рады узнать, что дела у тебя пошли в гору, – заметил я.
Его лицо в одну секунду изменилось, взгляд, как когда-то, сделался бешеным. Трудно себе представить существо более свирепого вида, чем разгневанный Каллингворт. В светло-голубых глазах его появляется совершенно дьявольское выражение, волосы встают дыбом, как капюшон готовящейся к броску кобры. Его и в добром настроении красавцем не назовешь, но в плохом это истинный феномен. При первых признаках надвигающейся бури его жена отослала горничную в другую комнату.
– Что за чушь ты несешь, Манро! – грозно вскричал он. – Ты что, считаешь, что я собираюсь всю жизнь забивать себе голову мыслями о тех долгах?
– Я думал, ты обещал, – сказал я. – Хотя, конечно же, это не мое дело.
– Надеюсь, что не твое! – разбушевался он. – Деловой человек либо побеждает, либо проигрывает. Он должен учитывать риск невозврата долгов. Если бы тогда я мог вернуть деньги, я бы их вернул. Я не смог, поэтому убрался оттуда и начал с нуля новую жизнь. Ни один идиот не станет тратить заработанные в Брадфилде деньги на эйвонмутских торговцев.
– А если они сами к тебе явятся?
– Тогда и посмотрим. А пока что я плачу наличными всем, кто переступает порог моего дома. Обо мне здесь так хорошо думают, что я мог бы тут настоящий дворец устроить, от водосточных труб до флагштока. Только я хочу обставлять каждую комнату по отдельности, когда буду готов. Здесь, в этой столовой, мебели почти на четыреста фунтов.
В эту секунду в дверь постучали, и вошел мальчик-посыльный.
– Прошу прощения, сэр, вас спрашивает мистер Данкен.
– Передай от меня привет мистеру Данкену и скажи ему, чтобы он катился к черту!
– Джимми! – с укоризной в голосе воскликнула миссис Каллингворт.
– Передай ему, что я обедаю, и, если бы все европейские короли собрались у меня в холле со своими коронами в руках, я бы и то не вышел к ним.
Мальчик исчез за дверью, но тут же появился снова.
– Извините, сэр, но он не хочет уходить.
– Не хочет уходить? То есть как? – Каллингворт удивленно замер с открытым ртом, держа в одной руке вилку, а в другой нож. – Как это понимать? Что ты там лепечешь?
– Это его счет, сэр.
Мальчик испуганно втянул голову в плечи.
Лицо Каллингворта начало медленно наливаться кровью, на лбу проступили вены.
– Ах, его счет! Послушай-ка! – Он достал из кармана часы и положил их на стол. – Сейчас без двух минут восемь. В восемь я выйду, и, если он все еще будет там, я собственноручно вышвырну его на улицу. Он у меня ласточкой через церковь полетит. Передай ему, что у него есть две минуты, чтобы унести отсюда ноги, и одна из них уже почти на исходе.
Мальчишка в ужасе бросился вон из комнаты, через секунду хлопнула входная дверь, и мы услышали дробь торопливых шагов вниз по лестнице. Каллингворт откинулся на спинку стула и громогласно захохотал, у него даже слезы на глазах выступили. Тут и жена его вся задрожала, пытаясь совладать с приступом веселья.
– Он у меня от страха когда-нибудь рехнется, – простонал, еле переводя дыхание, Каллингворт. – Этот Данкен заячья душонка. Стоит мне только посмотреть на него, он становится бледный, как стена. Если я прохожу мимо его лавки, я захожу и начинаю на него смотреть. Ничего не говорю, просто стою и смотрю. Его это просто парализует. Иногда в магазине полно народу и все равно.
– А кто же он такой? – поинтересовался я.
– Он закупает для меня зерно. Я говорил, что тут всем плачу, но он – единственное исключение. Пару раз он надул меня, так что теперь я хочу проучить его. К слову, Хетти, пошли ему завтра двадцать фунтов. Пора уже очередную партию покупать.