У меня не хватит слов, чтобы описать тебе этот бесконечный поток пациентов, которые час за часом проходили через пустую комнату и покидали ее, одни – удивленные, другие – испуганные, с рецептами в руках. Глядя на то, как ведет себя Каллингворт, я просто не мог поверить своим глазам. Я смеялся так, что чуть не упал со стула. Он кричал, бесновался, ругался, расталкивал пациентов, бил их по спинам, расставлял у стены, иногда выбегал к лестнице и обращался ко всем ожидающим внизу. И в то же время, посреди всего этого шутовства, наблюдая за его непосредственным общением с больными, я не мог не заметить быстроту диагноза, научную проницательность, смелое и нешаблонное использование лекарственных препаратов. То, что я видел, убедило меня в том, что он не кривил душой, когда говорил, что все это шарлатанство – лишь внешняя сторона его успеха, который на самом деле имеет крепкую медицинскую основу. Вообще-то слово «шарлатанство» вовсе не подходит к данному случаю, ведь шарлатаном можно скорее назвать врача, который при общении с пациентами ведет себя не натурально, так сказать, надевает на себя маску, чем того, который действует в полном соответствии со своим необычным, но присущим именно ему характером.
Некоторым пациентам он вообще не говорил ни слова и, кроме того, не разрешал им ничего говорить. С громким «Т-с-с-с!» он подходил к ним, стучал по груди, слушал сердце, тут же выписывал рецепт, разворачивал и выдворял из комнаты. Одну бедную старушку он перепугал до полусмерти, когда, едва она раскрыла дверь, закричал: «Вы пьете слишком много чая! У вас отравление чаем!» После этого, не дав ей произнести ни слова, взял ее за край черной накрахмаленной пелерины, подтащил к столу, схватил и протянул ей копию Тейлоровской «Судебной медицины»{148}
и затем громовым голосом закричал: «Положите руку на книгу и поклянитесь, что четырнадцать дней не будете пить ничего кроме какао!» Она, закатив глаза, поклялась, тут же получила свой рецепт и была выдворена в коридор. Не сомневаюсь, что до конца своих дней пожилая леди будет рассказывать о своей встрече с доктором Каллингвортом. Конечно же, теперь из деревни, из которой она приехала, хлынет целый поток желающих встретиться с ним.Еще одного дородного господина, когда тот только раскрыл рот, чтобы начать описывать свои симптомы, Каллингворт схватил за грудки, потащил через коридор, потом вниз по лестнице и наконец выставил на улицу, к неимоверной радости собравшихся там пациентов. «Вы слишком много едите, пьете и спите, – прокричал он вслед пустившемуся наутек толстяку. – Найдите полицейского, сбейте его с ног, потом, когда вас отпустят, приходите ко мне снова». Другой пациент пожаловался на то, что его не покидает ощущение, будто силы его «тают с каждым днем», на что Каллингворт ответил: «Дорогой мой, примите лекарства, а если это не поможет, отправляйтесь на Северный полюс, там у вас точно ничего не растает».
Насколько я могу судить, все сборище пациентов воспринимало утро, проведенное в доме Каллингворта, как захватывающее представление. Их волновало лишь то, как бы самим не превратиться во всеобщее посмешище.
С тридцатиминутным перерывом на обед это необыкновенное действо продолжалось почти до четырех часов. Когда ушел последний пациент, Каллингворт направился в фармацевтический кабинет, где на стойке были разложены все заработанные за день деньги в отдельные кучки по достоинству. Всего там было семнадцать монет в полсоверена, семьдесят три шиллинга и сорок шесть флоринов, то есть тридцать два фунта восемь шиллингов и шестипенсовик. Каллингворт пересчитал их, потом сгреб и золото, и серебро в одну кучу, запустил в нее пальцы и какое-то время перебирал монеты. Наконец ссыпал их в холщовый мешочек, который я видел накануне, и затянул шнурок.
Домой мы пошли пешком, и эта прогулка оказалась самым сильным впечатлением, которое я получил в тот день. Каллингворт медленно и важно шел по центральным улицам города, держа перед собой этой холщовый мешочек с деньгами в вытянутой руке, а его жена и я шли по обе стороны от него, как два алтарника рядом со священником. Люди останавливались и провожали нас удивленными взглядами.
– Я всегда специально прохожу по тем кварталам, где живут врачи, – сказал Каллингворт. – Сейчас мы как раз по ним идем. Они смотрят в окна, скрежещут зубами и бьются головами о стену, пока я не скроюсь из виду.
– Но зачем тебе ссориться с ними? За что ты их так не любишь? – изумленно спросил я.
– Что греха таить, – сказал он, – мы все готовы друг другу глотку перегрызть, и нечего тут лицемерить. Никто из них мне слова доброго не сказал. Ни один человек. Поэтому мне доставляет удовольствие выводить их из себя.
– Должен сказать, я не вижу в этом смысла. Они же твои братья по профессии, с таким же образованием, с такими же знаниями. Зачем становиться в позу и обижаться на них?
– Вот что я вам скажу, доктор Манро, – воскликнула тут его жена. – Ужасно неприятно чувствовать, что тебя со всех сторон окружают враги.