Карен поднялась, сделала шаг, второй. Так можно продолжать: переставить ногу, потом вторую, потом снова эту. Шаг за шагом, окажешься далеко. Выпьешь от нервов. Ляжешь в постель.
- Идем, дорогая… Ну что ты как вата…
Она остановилась.
- Милорд Адриан, я вспомнила ответ. Нави мечтал встретить двух человек: Минерву и герцога Ориджина. Ради этого и сбежал из клиники. Минерву встретил, остался герцог. Полагаю, Нави спешит в Первую Зиму.
Адриан ответил самым вежливым поклоном:
- Премного благодарю, леди Лайтхарт. Признателен.
Карен не смотрела на Дороти. Не смотрела изо всех сил. Но кожей чувствовала волну боли и отчаянья.
Адриан обратился к супруге:
- Видите, дорогая, наша задача упростилась. Все пути ведут в Первую Зиму – значит, направимся туда без промедлений. И пригласим леди Лайтхарт с собою – ей будет приятно встретить давнего друга.
Майор Бэкфилд спросил глуповато:
- А я?..
- Вы, мой друг, останетесь на страже Фаунтерры. В дни северного мятежа вы, как никто другой, защищали столицу. Только вам я доверю ее вновь.
Бэкфилд гаркнул:
- Служу Перу и Мечу!
- Вы получите под командование искровый батальон, пять тысяч молодчиков и одного носителя Перста Вильгельма. С учетом укреплений, возведенных Минервой, этого хватит, чтобы отразить любую атаку.
- Так точно, ваше величество!
- Но столь многочисленные силы не могут подчиняться майору. Чтобы уладить затруднение, я произвожу вас в полковники.
- Рад служить! Слава Янмэй!
Бэкфилд щелкнул каблуками, выпятил грудь, расправил плечи – и случайно задел связанную Дороти.
- Виноват, ваше величество: как быть с нею? Пытать или нет?
- Не вижу смысла. Заметили ужас в ее глазах? Леди Лайтхарт уже сказала чистую правду, ничего иного мы не узнаем.
- Прикажете в темницу?..
Адриан помедлил с ответом.
- Знаете, полковник, темница меня разочаровала. Слишком часто попадаются люди, что побывали там и чудом вышли на свободу. Этот помилован, тот сбежал… С годами все больше ценю необратимость наказаний.
Он коротко взмахнул рукой:
- Повесить.
Меч - 6
Недурно мне живется, - подумал Джоакин, располагаясь на медвежьей шкуре.
Этот день прошел трудно. На дороге встретились ямы и завалы. Войско задержалось в пути и не дошло до плановой точки стоянки. Обычно ночевали на возвышенностях, нынче до холма не дотянули, встали лагерем в низине. Тут было темно и сыро. В промозглых осенних сумерках солдаты шарили по лесу, собирали хворост, рубили ветки, складывали костры. Огонь занимался нехотя, зато дыму – не продохнуть. Ужин запаздывал, люди бранились сквозь кашель.
Сии тяготы касались простых солдат, но не сира Джоакина Ив Ханну. Для путевца поставили шатер с личным гербом, расседлали и накормили кобылу, шустро развели костер, заварили чай. Помогли сиру рыцарю снять доспех, подали теплой воды – умыть лицо с дороги. Все, что требовалось от него лично, - стащить с ног сапоги и удобно прилечь на шкуре у огня. Пожалуй, прикажи он – его бы и разули, и ноги омыли теплой водичкой. Денщики боялись перстоносца, вот и рвались услужить.
Собственным сквайром Джоакин пока не обзавелся. Слишком хорош был Весельчак, сложно найти замену. Путевца обслуживали денщики лорда Мартина – благо, у того их имелось аж трое, и жадностью милорд не страдал.
- Чего угодно сиру рыцарю? – спросил денщик, подав чай.
- Как обстоит с питанием?
- Готовится на графской кухне, сир. Будет подано в течение часа.
Джоакин отдал денщику портянки, пахнущие так, как им и подобает.
- Постирай-ка…
- Сию минуту, сир.
- Постой, еще для души чего-то хочется… Музыки, пожалуй.
- Будет сделано, сир.
Джоакин прилег вальяжно, послушал лагерную песню: хруст валежника, стук топоров, всхрапыванье коней, людскую разноголосицу. В сумерках эти звуки навевали меланхолию. Вроде, все славно, но как-то ноет душа…
Явился музыкант с лютней:
- Чего изволит добрый сир?
- Веселенькое что-нибудь, и без слов.
Музыкант забренчал «Слепого лучника». Джоакин хлебнул чаю – тьфу, напасть! Разве это для души пьется? Джо открыл флягу с дорогим ханти, опорожнил в котелок. Вот такой у меня будет чай. Называется: рыцарский.
Стало теплей, защемило под сердцем. Потешная мелодия стала раздражать.
- Постой, парень. Сыграй печальное.
- Про любовь, добрый сир?
- Про любовь, про скитания, про солдатскую судьбину… Хочу, чтоб пробрало.
Лютнист заиграл тоскливо и томно – будто прямо по струнам души. Сладкая боль разлилась по жилам. Беда солдату, у которого есть сердце в груди. Столько всяких ужасов встречаешь, что грубеет оно и покрывается корою. Только славная песня и кружка доброго ханти могут процарапать броню, тогда чувство прольется скупою слезой из глаз. Помянешь всех отважных друзей, кого потерял, и себя самого – когда-то наивного, сердечного…
Из дымных сумерек возник лорд Мартин:
- Чего прихнюпился, приятель?
Сунул палец в котелок, лизнул, улыбнулся:
- Ага! Этим я тоже угощусь. Подвинься, брат.
Джоакина взяла досада: