Тень Великого Древа (СИ)

Клыкастого Рыцаря поддерживали вояки и бандиты – хорошо вооруженные, но малочисленные. Старину Элиаса – толпы моряков, ремесленников и звероловов. Каждый раз, как город менял хозяина, одни избивали и грабили вторых. Раньше произвол немного сдерживала угроза мести. Теперь, после смерти Крейга, сторонники Элиаса отбросили стеснение. Они гордо звали себя седыми – в честь старого графа, а противников – баранами и ягнятами. Седые метили себя белой чертой на одежде. Поначалу они били только тех, кто хвалил Крейга. Но бараны научились держать языки за зубами, а седые только вошли во вкус. Теперь они избивали любого, кто не носил белой полосы. Или – острого меча, как кайр Мердок.

- Чего вы стонете? – сказал Давиду кайр. – У них тут обычная круговерть. Когда Крейг приходил к власти, было то же самое.

- Потому и горько, - вздохнул Давид. – Можно жить без насилия, стоит только захотеть…

Голая баба с визгом пересекла улицу. Следом, отдуваясь, бежал бородач:

- Стоять, паскуда!

Мердок предложил:

- Вмешайтесь, отче. Помирите их, расскажите о вреде насилия.

Давид ниже опустил голову. Он ни разу не пытался остановить драку - чего скрывать, боялся. И за себя самого, и за нортвудцев. Если Давиду придется туго, кайр Мердок вступит в дело, и отнюдь не с кулаками. Потому священник говорил:

- Делаю лишь то, что могу…

- То бишь, ничего, - констатировал кайр.

Здоровенная лапа рухнула Давиду на плечо, его аж перекосило под тяжестью. Кто-то проревел над ухом:

- Эй вы двое, чего так медленно ползете? Ноги отсохли?

Кайр Мердок развернулся к медведю, откинул полу плаща.

- Желаете нас поторопить?

Здоровяк смекнул, что к чему, примирительно поднял руки:

- Да я ничего… Но вы шустрее, а то ж опоздаете. Начинается уже!

Теперь Давид заметил: люди на улицах, отвлекаясь на драки, все же двигались в определенном направлении – к цитадели графов Нортвуд.

- Что там будет?

- Как – что?! Старина Элиас выйдет на люди! Наш граф скажет речь! Шагайте живее… и полосы себе намажьте, чтоб не это…

Он бросил Давиду огрызок мела и поспешил к замку.

- А что, любопытно, - признал Мердок, ускоряя шаг.

Давид поколебался пару вдохов, затем провел черту на рукаве.

- О, так вы за седого графа? – усмехнулся кайр.

- Я за всех, - ответил Давид. – Людям не нужно делиться на стороны.

Таким было его кредо. Нет, больше: главная вера. Давид ощущал все человечество единым, слитным организмом. Для него не существовало хороших и плохих, злых и добрых, своих и чужих. Любую жизнь он почитал священной, а потому всякое насилие причиняло боль. Давид знал: мир достаточно изобилен, чтобы досыта накормить всех. Если правильно устроить государство, можно каждому – абсолютно каждому! – обеспечить достойную жизнь. Тогда исчезнут все причины для насилия. Люди злы, завистливы, драчливы только потому, что живут в нищете и унижениях. В том мире, который строит Давид, ничему этому не останется места.

Кайр Мердок в своих насмешках был так далек от истины, как Бездонный Провал – от грота Косули. Отец Давид делал все, что мог, - и это было очень много. Он не вмешивался в уличные драки, зато участвовал в игре масштаба всего континента. Сюда, в Клык Медведя, он тоже прибыл с весьма важной целью. Давид должен посетить церквушку Праотца Максимиана в южной части города. Этот визит, без преувеличений, может изменить весь ход истории.

- Что думаете: седой граф подружится с Избранным, а? – спросил рядом какой-то прохожий.

Ему ответили:

- Да они уже друзья! Это ж люди Избранного вернули графу замок! Ох, и разозлился Крейг, когда узнал.

- Тупой баран!

- Еще какой! Давно мог понять: у Избранного – сила! Победа за теми, кто на его стороне!

Давид поморщился. Точнее, испытал досаду, которой не дал отразиться на лице. Не существует никаких сторон, все человечество плывет в одной лодке. Между альмерцем и шаваном, между кайром и болотником, между лордом и подмастерьем нет существенной разницы. Давид не верил в «стороны», он был на стороне любого жителя подлунного мира. Именно потому являлся неоценимым агентом.

Каждому человеку, к которому его посылали, Давид искренне сопереживал, принимая чужую боль как свою. И в конечном итоге, ему открывались все. Хитрый торговец Хармон, проницательный герцог Ориджин, гневливая и мстительная леди Аланис, загадочная леди Иона… К каждой душе Давид с легкостью подбирал ключи. Как правило, подходил один ключ: доброта. Словами торговца, доброта – дефицитный товар, на который клюют все.

Давид был великолепен в своем ремесле. Его давно произвели бы в магистры, не будь он настолько ценен как агент. Это его, Давида, послали в Первую Зиму под видом паломника, чтобы узнать о странной болезни Десмонда Ориджина. В дороге он встретил беглянку – Аланис Альмера, - и провел крайне успешную импровизацию. Он стал другом и исповедником Аланис, и в свое время она проговорилась ему, какой Предмет ищет Кукловод. С этим знанием Леди-во-Тьме поставила ловушку в гробнице. Которая, правда, не сработала, но в том не его вина.