Это он, Давид, прочно и надолго вошел в доверие к герцогу Эрвину. Давид исподволь внушил герцогу симпатию к ордену. Было очень просто, хватило одной ассоциативной связки: тайный орден – романтика – сестра. Каждая вдумчивая беседа показывала: на самом деле, сущность Древа противна герцогу. Он не приемлет ни общего равенства, ни массовых Священных Предметов, ни слишком быстрого прогресса. Но личная симпатия к Давиду делает Ориджина доверчивым. Например, сегодня герцог отпустил его на берег – под наивным предлогом морской болезни.
Это он, Давид, сопоставил сведения, полученные от Хармона и Северной Принцессы, и первым заподозрил, что Кукловодом является Шейланд. Основываясь на его информации, Леди-во-Тьме разработала план: послать Ионе письмо со смутным предупреждением. Зерно сомнений, посеянное таким образом, выросло в мятеж в Уэймарском замке. Кукловод был сильно ослаблен, а Иона попала в плен, сделав уязвимым Великий Дом Ориджин. Две грозные силы, опасные для ордена, успешно сшиблись между собой.
Наконец, Давид даже смог заподозрить наличие второго визитера! Мудрые магистры верили, будто Натаниэль и Пауль – одно лицо. Но Давид в беседе с герцогом получил описание Пауля, которое вызвало обоснованные сомнения. Теперь, похоже, они оправдались.
Давид не гордился тем, насколько блестящим шпионом являлся. Гордость – слишком заметное чувство, ее легче вовсе не испытывать, чем скрывать. Однако доля гордости все же пробуждалась от того, что каждому своему подопечному Давид желал только добра. Вероятно, он был самым бескорыстным агентом на свете.
- Едет, он едет!..
Крик сотен глоток выдернул Давида из раздумий. Они с Мердоком уже стояли перед замком, в окружении толпы нортвудцев. От белых полос на одежде рябило в глазах. Врата цитадели были открыты, перед ними располагался заслон из рыцарей в доспехах. А за спинами воинов показались всадники. Четверо на вороных конях также были обычными рыцарями и не представляли интереса. Крики толпы вызвала пара всадников на белых лошадях: граф Элиас Нортвуд и средний сын Хорас.
- Седой граф! Седой граф! Седой граф!..
Вопли медведей повлияли на Элиаса: он ссутулился, скорчился, будто силясь стать незаметным, и дернул поводья, чтобы сбежать обратно в замок. Один из рыцарей поймал белую лошадь под уздцы и вытащил графа из ворот, на радость бушующей толпе.
- Слава седому графу! Баранам – смерть!
Старик выглядел испуганно и жалко. Кожа имела восковый цвет, глаза запали так глубоко, что превратились в черные ямы. Жидкая бороденка отросла до груди и напоминала сосульку. Челюсть перекосилась вправо, будто с той стороны недоставало многих зубов. Видимо, Крейг отделал отца прежде, чем бросить в темницу. Эту догадку подтверждал и сломанный нос.
Элиас поднял руку и что-то пролепетал. Тихий голос потерялся за шумом толпы. Медведи сочли, что граф сказал нечто хорошее, и разразились криками:
- Урааа! Слава Нортвуду!
Старик зажал себе уши - очевидно, вопли причиняли ему боль. Хорас вступился за отца:
- Эй, дураки, закройте рты! Граф говорит!
Голос сорвался и дал петуха. Хорас Нортвуд тоже был разбит и подавлен, как отец. Их обоих вытащили из темницы, вымыли, причесали, бросили на свет. Они ощущали себя мертвецами, силою темной магии поднятыми из могилы. Сердце Давида сжалось от сочувствия:
- Бедные люди…
Наконец, граф набрался силы на несколько громких слов:
- Здравия вам, нортвудцы. Слава Сьюзен…
- Дааа! Урааа! Седой граф!
- Скорблю о смерти сына. Он сложил голову…
Граф закашлялся и не договорил. Да и не нужно было – толпа уже кричала:
- Он был бараном! Туда и дорога! Слава тебе, седой граф!..
Старика скорчило. Он едва не выпал из седла, соседний рыцарь помог удержаться.
- Дело плохо… - прокашлял граф, - но мы справимся. Как-нибудь проживем…
- Все из-за баранов! Бей их! – закричали из толпы.
Другие голоса спросили:
- А как будем с Избранным? Мы друзья?
- Не разлей вода, - вместо отца буркнул Хорас.
Сарказм, похоже, не был понят.
- Да, за Избранным сила! Он победит! Хотим в его войско, позволь нам, седой граф!
Элиас трясущейся рукою вывел спираль:
- Благословляю, ступайте…
Давид прочел недосказанное: «…только оставьте в покое». Священник попросил:
- Пойдемте отсюда, кайр Мердок. На это больно смотреть.
Северянин хмыкнул:
- Голубиная душа у вас, отче.