Тень ветра

— Дик… Ди-ик… Ди-и-ик…

Это воркование было ему знакомо. Он часто слышал такое — от Алины, своей монреальской подружки, от смуглой Долорес, от Куррат ул-Айн, услады взоров… Женские голоса были разными, но тон их и смысл сказанного сомнений не оставляли: день сменялся ночью, официальное — приватным.

Улыбаясь в темноте, он обнял девушку, нашел ее теплые губы и расстегнул пояс.

* * *

Утром явился Ноабу — разыскал их каким-то неведомым образом, как птица находит верный путь среди облаков и туч. Кивнув Хаоми, он перевел взгляд на серый бетонный колпак станции, маячивший над деревьями и красной травой, и поинтересовался:

— Зукки?

Саймон кивнул.

— Зукки. Откуда ты знаешь?

— Мой видеть вертолет. Он гореть, да? Твоя женщина лететь на нем?

Твоя женщина… Невероятное чутье у этого парня, подумал Саймон и снова кивнул. Хаоми, порозовев, принялась возиться с завтраком — открывала тубы с мясной пастой и шоколадом, выкладывала на широкий лист гроздья сочных ягод. От пасты — пеммикана с Маниту — Ноабу отказался, но шоколад съел с заметным удовольствием. Потом спросил:

— Женщина убежать одна? Где другие?

— Другие, я думаю, умерли, — ответил Саймон.

— И Жул Дебеза тоже?

— Тоже. Зукки всех убили, Ноабу. Всех, кроме девушки. Темное лицо пигмея омрачилось. Он пошарил среди своих амулетов, выбрал один, изображавший человечка с печальной улыбкой и сомкнутыми веками, и поднес фигурку к уху, будто прислушиваясь к утешениям, которые шептал ему маленький идол. Просидев так с минуту, он произнес:

— Жул быть хорошим человеком. Добрым! Почтенным! Жаль его, Две Руки.

— Жаль, — согласился Саймон. Хаоми всхлипнула и спрятала лицо в ладонях.

— Мой — охотник, мой не убивать людей, но Данго-Данго говорить, зукк — не люди, — Ноабу опять коснулся своего амулета. — Зукк — это зукк! Подлый зверь! Такой, как тот, что воевать прежде с леопардом. Леопард его съесть, и все стать хорошо. Спокойно!

— Все станет хорошо. Этой ночью к ним придет леопард, и все будет спокойно.

Ноабу погладил древко оперенного дротика.

— Один леопард? Почему не два?

— Ты останешься с Хаоми. Ей страшно одной в лесу, — сказал Саймон. — Зукков мало, два или три, и я с ними справлюсь сам. А после помигаю прожекторами. Вы спуститесь с дерева и придете ко мне.

Нахмурившись, Ноабу перебирал перья на концах дротиков. Казалось, он колеблется, будто взвешивая, какая задача почетней: месть или охрана беспомощной женщины.

— Если прожектора не будут мигать, — добавил Саймон, — значит, случилось плохое. Тогда приходи.

— Хорошо! — Ноабу кивнул и покосился на Хаоми. — Ты не бояться, не плакать, мой тебя охранять. Мой — великий охотник! — Он хлопнул себя по груди, по глухо брякнувшим ожерельям, и перевел взгляд на Саймона. — Ты говорить, у зукк нет крылья, нет вертолета. Как же они сюда попасть?

— Еще не знаю. Может, у Хаоми есть идеи? — Саймон коснулся тонкого запястья девушки. — Скажем, тайная тропа на Перешейке… или большой плот… очень большой… В конце концов, левиафаны не питаются бревнами.

Хаоми покачала темноволосой головкой.

— Жюль и Юсси летали над заливом, когда ветер был не очень сильный. Делали снимки, на… — девушка судорожно вздохнула, — на память… Я тебе покажу, когда вернемся на станцию. Левиафан, он… понимаешь, в нем семьдесят метров длины, а пасть…

— Похож на кашалота? — прервал затянувшееся молчание Саймон.

— Нет, не похож. Гораздо больше и страшнее! И ему не нужен воздух. Это рыба, огромная рыба — с жабрами и плавательным пузырем. А еще есть акулоиды… Поменьше, но еще страшнее… — Плечи Хаоми дрогнули.

— А что насчет Перешейка? Какая-нибудь тропа у самого моря?

— Там нет троп, Дик, — горный склон обрывается прямо в воду. И на обычных машинах там летать опасно. — Тонкая рука Хаоми протянулась к северу, к маячившим на горизонте зловещим скалам. — Вначале, километров триста, будут ущелья, джунгли, поля с горячими гейзерами и разломы, из которых сочится сернистый газ… Над ними еще можно пролететь — на “пчеле”, на “фламинго”… Но дальше — область кратеров, а там такая жара, что у дайров шкура идет пузырями. Так Жюль говорил, — добавила девушка с грустной улыбкой.

— Ладно, разберемся! — Хлопнув ладонями по голым коленям, Саймон встал. — Пойду погляжу на станцию. Может, у зукков и впрямь выросли крылья, а?

Для ночлега он выбрал дерево на самой опушке, и теперь, с двухсотметровой высоты, мог оглядеть простиравшуюся к северу равнину, голубой небосвод в пятнах белесых облаков и вершины далеких гор. Ближе к горам над степью мелькали какие-то крохотные точки, и Саймон, подняв бинокль, увидел стаю птеродактилей — точь-в-точь таких, как на видеозаписи из файла 4412 в “Анналах планетографии”. Походили они на кайманов с Тайяхата, только летающих и с одной-единственной парой лап. Лапы были мощными, когтистыми, страшными.