Тень ветра

Тогда Микель решил навестить Софи Каракс, чтобы забрать послание и переправить его Хулиану. Но когда он прибыл в дом семьи Фортунь, его ожидал неприятный сюрприз: Софи Каракс там больше не проживала. По слухам, ходившим в доме, она ушла от мужа буквально накануне его визита. Тогда Микель попытался поговорить со шляпником, который вот уже несколько дней сидел, закрывшись, в своей мастерской, растерзанный яростью и унижением. Микель намекнул, что приехал за неким письмом, которое пришло на имя сына сеньора Фортуня несколько дней назад.

— У меня нет сына, — был единственный ответ. Микель Молинер уехал, так и не узнав, что письмо осталось у консьержки и что спустя много лет, ты, Даниель, найдешь его и прочтешь те слова, на этот раз искренние, которые Пенелопа хотела сказать Хулиану, но которые ему так и не довелось прочесть.

Когда Микель выходил из шляпной мастерской Фортуня, к нему подошла Висентета, соседка из квартиры напротив, и спросила, не разыскивает ли он случайно Софи. Микель кивнул:

— Я друг Хулиана.

Висентета сообщила, что Софи живет в дешевом пансионе на улочке прямо за зданием почтамта, ожидая отправления корабля, на котором собирается уехать в Америку. Микель направился по указанному адресу. Ему пришлось подняться по узкой убогой лестнице, темной и душной, прежде чем он обнаружил Софи Каракс на вершине этой пыльной спирали с шатающимися ступеньками. Она жила в темной сырой комнате на четвертом этаже. Мать Хулиана сидела напротив окна. На кровати стояли два запечатанных чемодана, в которых словно были погребены двадцать два года ее жизни в Барселоне.

Когда Софи прочла письмо Пенелопы, которое принес Микелю Хорхе Алдайя, она разразилась слезами бессильной ярости.

— Она все знает, — бормотала она. — Бедняжка, она знает…

— Что знает? — спросил Микель.

— Это я во всем виновата, — сказала Софи. — Только я.

Микель, не понимая, сжал ее руки в своих. Софи не осмеливалась встретиться с ним взглядом.

— Пенелопа и Хулиан — брат и сестра, — прошептала она.

3

Задолго до того как превратилась в рабыню Антони Фортуня, Софи Каракс зарабатывала на жизнь своим талантом. Ей едва исполнилось девятнадцать, когда она приехала в Барселону в поисках обещанной работы. Но так ее и не получила. Перед смертью отец Софи постарался раздобыть для дочери рекомендации, чтобы она смогла получить место в доме семейства Бенаренс, богатых торговцев из Эльзаса, отныне проживавших в Барселоне.

— Когда я умру, — настаивал он, — обратись к ним, и они примут тебя как родную.

Софи действительно приняли в этом доме радушно — даже слишком радушно. Господин Бенаренс, пользуясь положением хозяина дома, тут же дал понять, что не прочь заключить ее в горячие мужские объятия. Мадам Бенаренс, жалея бедняжку и сокрушаясь о ее незавидной доле, вручила Софи сто песет и выставила на улицу.

— У тебя вся жизнь впереди, — сказала она, — а у меня — только этот жалкий развратник.

В музыкальной школе на улице Дипутасьон ее согласились принять на место частной преподавательницы фортепьяно и сольфеджио. В то время считалось хорошим тоном обучать девочек из богатых семей музыке, так как в салонах и гостиных полонез звучал гораздо благопристойнее, чем вольнодумные речи и семейное чтение сомнительных книг. Так для Софи Каракс стали привычной рутиной ежедневные визиты в огромные, обставленные как дворцы дома, где накрахмаленные горничные молча провожали училку в музыкальные салоны, в которых ее уже дожидались злобные отпрыски нуворишей, чтобы вдоволь поиздеваться над акцентом и робостью прислуги, обученной нотам и умеющей тарабанить на фортепьянах. Со временем Софи научилась сосредотачиваться лишь на тех немногих из учеников, кто в своем развитии превзошел всех прочих надушенных зверенышей, тех, о ком она научилась вообще не думать.

Именно тогда Софи познакомилась с молодым шляпных дел мастером (из профессиональной гордости он просил называть себя именно так) по имени Антони Фортунь, который решил завоевать ее любой ценой. Антони Фортунь, к которому Софи не испытывала ничего, кроме сердечной дружбы, не замедлил сделать ей предложение. Однако Софи ему отказала и продолжала отвечать отказом в месяц по дюжине раз. Всякий вечер, прощаясь с ним, Софи надеялась больше никогда не увидеть Фортуня, так как не хотела ранить его чувства. Но шляпник не обращал никакого внимания на ее отказы и продолжал атаки, приглашая то на танцы, то на прогулку, то на полдник с горячим шоколадом и бисквитами в кафе на улице Кануда. Софи была в Барселоне совсем одна, и отказаться от настойчивого и не лишенного приятных черт обожателя было совсем не просто. Довольно было взглянуть на Антони, чтобы понять, что она никогда не сможет полюбить его, по крайней мере так, как мечтала полюбить когда-нибудь. Но ей трудно было отказаться от возможности смотреть в очарованные глаза шляпника, ибо только в них она видела ту Софи, какой всегда хотела стать.