Тень ветра

Но от Микеля пахло болезнью, так что Хулиан не стал больше ни о чем расспрашивать. Они спустились по улице Леона XIII до проспекта Сан-Хервасио, где показались огни кафе. Друзья заняли столик в глубине, подальше от окна. В кафе было пусто, только двое завсегдатаев скучали за стойкой бара в дыму сигарет и под воркование радио. Официант с бледно-восковым лицом и потупленным взглядом принял заказ. Теплое бренди, кофе и чего-нибудь перекусить.

Микель к еде не притронулся. Каракс же, голодный, с жадностью ел за двоих. Они смотрели друг на друга в липком полумраке кафе, словно завороженные быстротечностью времени. Когда они виделись в последний раз, обоим было в половину меньше лет, чем теперь. Они расстались детьми, и вот судьба вновь свела их, превратив одного в беглого преступника, а другого в умирающего калеку. Оба спрашивали себя, жизнь ли сдала им такие карты, или же они сами так разыграли эту партию.

— Я ведь не поблагодарил тебя за все то, что ты сделал для меня за эти годы, Микель.

— Не надо. Я сделал то, что был должен и хотел сделать. Меня не за что благодарить.

— Как Нурия?

— Так же, как ты ее оставил. Каракс опустил глаза.

— Два месяца назад мы поженились. Не знаю, писала ли она тебе об этом.

Каракс не смог разомкнуть губы и лишь отрицательно покачал головой.

— Ты не имеешь права ни в чем упрекать ее, Хулиан.

— Знаю. Я не имею права ни на что.

— Почему ты сразу не пришел к нам?

— Я не хотел подвергать вас опасности.

— Это уже не в твоей власти. Где ты провел все эти дни? Ты будто сквозь землю провалился.

— Так оно и было. Почти. Я был дома. Дома у отца. Микель посмотрел на него с удивлением. И Хулиан рассказал ему, что, приехав в Барселону, он не знал, куда податься, и пришел в тот дом, где провел детство. Он боялся, что никого там не застанет. Но мастерская была на своем месте, открытая, а за прилавком томился лысый старик с потухшим взглядом. Хулиан решил, что не будет ни заходить, ни сообщать отцу, что он приехал, но Антони Фортунь заметил незнакомца по другую сторону витрины. Их взгляды встретились, и Хулиан словно оцепенел. Из глаз шляпника покатились слезы, он выбежал на улицу и, не говоря ни слова, затащил сына в магазин. Потом быстро опустил решетки на окнах и, как только они оказались недосягаемыми для внешнего мира, Фортунь, плача навзрыд, бросился Хулиану на шею.

Шляпник рассказал сыну, что полиция уже искала его здесь два дня назад. Некто Фумеро, человек с дурной репутацией, который, как говорили, еще месяц назад состоял на службе у головорезов генерала Годеда, а теперь был на короткой ноге с лидерами анархистов, сказал ему, что Каракс едет в Барселону, что в Париже он хладнокровно убил Хорхе Алдайя и что его разыскивают также и за другие преступления, список которых шляпник слушать не стал. Фумеро добавил, что не сомневается: если по какому-нибудь невероятному стечению обстоятельств блудный сын объявится здесь, шляпник непременно выполнит свой гражданский долг и сообщит об этом куда следует. Фортунь заверил его в своей полной лояльности. Шляпника, конечно, задело, что такая змея как Фумеро даже не сомневается в его подлости. Как только свора полицейских покинула магазин, Антони направился в часовню собора, где когда-то познакомился с Софи, и стал горячо молиться своему святому, чтобы тот направил стопы сына к отчему дому, пока не стало слишком поздно. Когда Хулиан пришел в мастерскую к отцу, шляпник сразу же предупредил его о нависшей над ним угрозе.

— Какое бы дело ни привело тебя в Барселону, сынок, позволь сделать его за тебя, пока ты будешь прятаться в моем доме. Твоя комната по-прежнему такая, как ты ее оставил, и она всегда будет твоей, пока ты в этом нуждаешься.

Хулиан признался, что приехал разыскать Пенелопу Алдайя. Фортунь поклялся сыну, что найдет ее, а когда они воссоединятся, поможет им бежать и укрыться в надежном месте, подальше от Фумеро, от прошлого, от всего.

Несколько следующих дней Хулиан провел в доме на Сан-Антонио, а его отец метался по всему городу, пытаясь разыскать следы Пенелопы Алдайя. Каракс жил в своей бывшей комнате, где Фортунь ничего не поменял, как и сказал. Все вещи так и остались на своих местах, но почему-то теперь они казались Хулиану очень маленькими, словно дома, окружающие предметы, да и сама жизнь со временем уменьшались в размерах. Там были его старые тетради, карандаши, которые он очинил в день бегства в Париж, книги, так и не дождавшиеся, что их прочтут, чистая одежда в шкафу. Шляпник рассказал, что Софи ушла от него вскоре после бегства Хулиана. Фортунь долго ничего не знал о ней, но однажды она написала ему из Боготы, где уже давно жила с другим мужчиной. Они стали переписываться, «всегда вспоминая о тебе», признавался шляпник, «ведь ты — единственное, что нас объединяет». Когда шляпник говорил это, Хулиану показалось, что он все еще надеется вернуть любовь жены, хотя давно уже потерял ее.

— По-настоящему любишь только раз в жизни, Хулиан, но не всегда понимаешь это.